Боли они не боялись, они боялись сойти с ума из-за своего бессмертия. Да и сумасшествие их уже не так страшило, обещая хоть какое-то забвение.
Они уже давно не вспоминали свои истинные имена, потому что за тысячи лет привыкли к обращению по номерам. Им давно уже надоело жить, но они не имели права распорядиться даже собственной смертью. Для них не существовало будущее, потому как унылое смирение настоящего давно стало неотъемлемой частью сознания из прошлого. Они знали почти все, но чаще всего специально топили айсберги своих знаний в самые глубокие пучины собственной памяти.
Эти четыре человека могли говорить все, что им вздумается, но им давно надоело даже ругать, проклиная наихудшими словами своего тюремщика, потому что тот и так мог частично читать, а чаще предвидеть почти все их мысли. Эти четыре пленника ненавидели друг друга больше, чем своего мучителя, по причине однообразности своих замерших в стазисе безвременья лиц. Эти некогда великие и гордые люди с унижением молили про себя и униженно срывались порой вслух на просьбы о самой великой для себя благости – о смерти.
Они не могли убить друг друга, а нанесение царапин, синяков или небольших ран, тут же заживляющихся прямо на глазах, им надоело еще во время первой тысячи лет заточения.
Четыре пленника, которые уже сотни лет даже мысленно обращались друг к другу только по своим номерам-кличкам-прозвищам. И чаще всего при обращении они цинично издевались над своим мучителем, похабно ерничали над собой и друг над другом. А все новое они не обсуждали, а с презрением глумились, иронизируя довольно желчно над теми новостями, которые доходили к ним с обеих ипостасей двухмерного мира Изнанки.
Их скуку и тоскливую безысходность не скрашивала даже возможность постоянного, беспрепятственного наблюдения как за миром людей, так и за миром демонов. Все действия этих наблюдаемых разумных существ казались глупыми, низменными и давно прогнозируемыми, а потому и совершенно лишенными страсти, силы и перспективы. Глядя на мир через призму их действий, становилось лень даже мысленно предсказать нечто новое или из ряда вон выходящее.
Казалось, так будет всегда.
Но вот в последние два года четыре номера с некоторым удивлением стали замечать за собой просыпающийся интерес, разгорающуюся злость, странный азарт и робкие, пока еще только прорастающие в мертвых душах ростки надежды. Подобные изменения стали заметны и в ведущихся между ними диалогах, спорах или философских размышлениях.
Причины для оживления в серой действительности таились в бравой поступи по Изнанке выходцев из иного мира и даже из иной вселенной. Семья из пяти человек, называющая себя землянами всего на седьмом году своего пребывания на Изнанке, добилась того, что некоторым великим сущностям и не снилось совершить за многие десятилетия.
А это было более чем интересно. И четыре номера очнулись от смертельной меланхолии.
– Еще два-три года, и нынешний Загребной доберется до нашего тюремщика и порвет эту тварь на мелкие зловонные кусочки! – мечтательно закатывал глаза Второй, самый полярный в своих суждениях, наиболее активный при обсуждениях пленник– Как представил себе момент гибели этой подлой сволочи, так сразу умирать перехотелось.
На это после некоторой паузы откликнулся Первый, единственный среди рабов не употребляющий бранные слова в каждом предложении:
– Не сомневаюсь, что кусочки окажутся на запах более чем омерзительные. Жаль, что мы не можем подсказать Семену, как правильно добраться до всей сущности этого зловонного и подлого Сияния.
– Как вы уже мне надоели, со своими глупыми щенячьими мечтами и коровьими сожалениями! – не удержался в молчании Четвертый, наиболее раздражительный из всех, вечный брюзга. – Сотни лет одно и то же: «мелкие кусочки» да «как к ним добраться»! Тьфу! Не надоело еще? Не имеющее тела существо нельзя уничтожить! И вы сами прекрасно об этом помните. Так почему даром языками треплетесь?
