Когда-то одна доктор сказала: «Во время родов не может быть негатива». Это правда. Присутствие при рождении нового человека в мир – один из ежедневных роддомовских моментов вдохновения и прикосновения к чуду.
Наша ординаторская особенная. Эта комната с поворотом. Чтобы увидеть доктора, надо за этот поворот завернуть. Вот завернули, и можно лицезреть наш диван, которому столько лет, сколько и роддому, и стол, частично покрытый стеклом, под которым анализы, ценные указания и вечно собираемые на что-то деньги. Нежная непрозрачная занавеска развевается на ветру. Здесь всегда немного ветра и много света. Такая у нас ординаторская.
За окном, на холме, стоят дома, взгляд упирается в сам холм, поросший кустами и травой. Посмотришь вверх – увидишь маленькие домики, а посмотришь вниз – увидишь акушерский пропускник, где всегда есть машины и где никак не желают расти кусты белой сирени, высаженные на субботнике лично главным врачом. Еще из окна видны подобия клумб. Клумбы под роддомом никак не приживаются. Их вытаптывают посетители, вырывают старшие братья и сестры, пришедшие навестить свою маму и младшенького.
После пяти часов роддом несколько затихает. Это затишье не настоящее, потому что у нас нельзя отложить на потом. У нас всегда нужно сделать все здесь и сейчас.
А еще мы никогда не даем прогнозов. Мы наблюдаем и ждем. В палатах кричат дети. В любое время суток. С годами начинаешь воспринимать этот крик как нежную мелодию жизни роддома. У нас кричат дети. Пусть так и будет дальше!
Есть особый крик, на который доктор свернет в сторону источника, зайдет в палату и поинтересуется жизнью в ней. Здоровые дети не нуждаются в лечении. Они нуждаются в любви, уходе, внимании, теплоте и трепете. А мы – все, кто находится в роддоме, – нуждаемся в том, что получаем от них ежеминутно. Что это? Никто не знает. Наверное, безусловная любовь и добро, которое еще не испорчено жизнью на земле.
Звонок по телефону. Вы ж знаете, что телефон звонит по-разному? Это звонок не тревожный. Точно. Вызов в операционную. Плановое кесарево.
Плановое кесарево может случиться в любой момент. Здесь редко бывает что-то непредвиденное. Возможно, отошли воды или начались схватки у женщины, которую будут родоразрешать путем операции. Возможно, просто доктор, с которым договорилась женщина, заступил на смену и берет ее сейчас на операцию.
На стенке ординаторской прикреплена икона «Млекопитательница», а рядом слова матери Терезы Калькуттской о том, что какими бы ни были люди, помогай им, несмотря на них самих.
Перекрестилась. Пошла.
Отче наш, Иже еси на небесех…
Замок в двери плохо работает всю мою роддомовскую жизнь. Но я знаю, как его закрыть, чтоб потом еще и открыть можно было.
…да святится имя Твое, да приидет царствие Твое, да будет воля Твоя, яко на небеси и на земли…
Две палаты слева и две справа. Плачет ребенок. Прямо – ПИТ[1] со слоником на стекле двери. Там тихо. Мне направо, вниз по лестнице.
..хлеб наш насущный даждь нам днесь. И остави нам долги наши, якоже и мы оставляем должником нашим; и не введи нас во искушение, но избави нас от лукавого.
Господи, помоги мне, малышу, маме и всей бригаде. Пусть все будет хорошо!
До первого этажа прочитаю еще «Богородице Дево, радуйся…»
Спускаюсь в родзал. Операционная и родзал находятся в одной плоскости, чтобы можно было быстро доставить женщину, если вдруг что. Комнаты для персонала находятся тут же в род-зале, и еще в них никогда не закрывают двери, чтобы слышать. Тут только одна женщина ходит, а за столом улыбается красивая акушерка Лена. С ней в смене Ира. Я люблю эту смену. Чтобы их полюбить, с ними нужно познакомиться вначале.
