Эта книга – роман о романе. Она делится на два повествования: историю женщины, написавшей роман; и историю мужчины, прожившего свою историю 500 лет назад. И в той, и в другой больше вопросов, чем ответов. Так из двух совершенно не синфазных историй складывается одна, порой на удивление гармоничная.
Женщина выходит вперед, и это her-story, ее, вернее, моя история.
Зачем писать исторический роман?
Зачем писать именно исторический роман, пусть даже он – авантюрно-исторический? Почему писатели рассказывают чужие жизни, тем самым рассказывая через них свою? Время влечет, как дорога, как путь, как средство проникнуть за ту грань, откуда не возвращался никто.
Время – дверь, в которую можно войти.
Но не всегда можно выйти.
Ушедшие оставили сотни ключей, тысячи свидетельств. Правда, большей частью это артефакты исчезнувшего мира мертвых: руины домов, поврежденные украшения, остатки тканей, извлеченные из склепа. Но ничто не привлекает столь сильно, как ощущение, что они в той же степени живые, как мертвые. Смерть отталкивает, завораживает, ужасает, но за ней проступает жизнь. И вот именно за этим телесным теплом назад в прошлое идут такие, как я, демиурги, в тексте воскрешающие былые имена и лица.
Не осталось портрета, есть стопка писем и три условно подлинных автографа, есть руины стен и изменившийся ландшафт мест действия сюжета, есть фамильный герб, гербовая печать и эмблема семьи. Много это или мало, чтобы создать человека и влюбиться в него? Есть послужной список: заговорщик, государственный изменник, придворный, политический агент трех королей, любовник королевы, приграничный рейдер. Что из этого правда?
На самом деле они такие же, как и мы, в основе своей. Многое определяется условиями жизни, многое поменялось: медицина и мода, положение женщины в обществе и взгляды на секс, вера и религия. Но базово эти люди состоят из того же самого мяса, и кровь их так же солона, и солоны слезы. Их шутки бывают столь же грубы, как наши, и они жертвуют собой во имя долга и семьи, как и мы сегодня. Они одинаково с нами лгут в письмах и любят своих детей – так же, как мы.
В Хейлсе, родовом гнезде фамилии Хепберн, есть привидения, это отмечено в специальном культурологическом отчете Historic Scotland, – больше того, с духами места можно договориться.
У меня нет ощущения, что Патрик Хепберн, третий граф Босуэлл, мертв.
Скорее, напротив.
Они среди нас, они и есть мы.
Живая история – еще одно средство победить смерть.
Кроме любви, конечно, кроме любви.
Любое побуждение годится для того, чтобы написать исторический роман, перечислю свои: любопытство; психотерапия; потребность спорить; потребность воскрешать; жадность до лишней жизни; гимнастика ума; обаяние времени/персонажа; развлечение, наконец.
