К пятидесяти годам мужику надо бы подводить предварительные итоги, мусолить достигнутое, по-петушиному пыжить грудь и на нешуточном серьезе хмурить брови, принимая поздравления с юбилеем. А тут выпнули Сидорова с родного завода, как шелудивого пса со двора, – вот и все итоги, как будто и не пахал всю жизнь, как проклятый. Новый собственник, банк московский, почему-то решил продать все сверлильные станки, и остался сверловщик Сидоров без работы, без зарплаты, без настроения. Сунулся было сгоряча на другой завод, а там своих сверловщиков с избытком хватает, лишних тоже гнать собираются.
Жена поначалу, вроде бы, сочувствовала и жалела, потом стала проявлять недовольство тем, что он дома сидит и работу не ищет. А Сидоров не хочет за копейки горбатиться, и, вообще, у него тридцать четыре года трудового стажа, он сверловщик высшей квалификации, на конкурсах не раз побеждал, у него рабочая гордость, в конце концов.
От нечего делать счинился с соседями-пенсионерами ходить на зимнюю рыбалку – сроду этим делом не увлекался. И, от неопытности, от незнания, что ли, (там ведь и одеваться надо с умом) после многочасовых морозных бдений над лункой неожиданно нажил себе, в добавление к другим неприятностям, еще и деликатную болячку.
Пока зубы не болят, человек их не замечает, жует и жует, перемалывая пищу. Пока ноги не болят, человек ходит, бегает, прыгает и не думает о них. Пока у мужика его главный орган исправно выполняет и санитарную, и созидательную функции, о нем забывают, как забывают о здоровых зубах и ногах. А тут Сидоров пошел утречком избавиться от лишней жидкости – ну, как все нормальные люди, обычное дело, – и очень ему не понравились ощущения. Потом, в течение дня и последующей бессонной ночи позывы избавиться от жидкости участились, и Сидоров уже натурально страдал, выдавливая из себя боль по капле.
Обеспокоенная жена заставила его пойти в поликлинику. Пожилой, усталый уролог равнодушно задавал вопросы, привычно строча в карточке корявым, размашистым почерком. Спросил зачем-то:
– Как с половой жизнью?
– Да какая там половая жизнь, больно ведь, – сокрушенно пожаловался Сидоров.
– Сейчас – это понятно. А вообще? Регулярно?
– Да вообще-то не жалуюсь, вроде регулярно, – призадумался Сидоров.
– Это хорошо, – сказал врач. – Но простату надо посмотреть. Пройдите за ширму и приспустите брюки.
С замиранием сердца, с гнетущим предчувствием, что сейчас произойдет нечто крайне неприятное, Сидоров сделал, как ему велели.
Врач легко и быстро натянул резиновые перчатки.
– Ну-ка, батенька, покажите мне свое хозяйство, – попросил он и вдруг стеклянной палочкой ловко залез, гад, туда, где болело. Сидоров даже морально подготовиться не успел, запоздало охнул.
– Это-то зачем? – только и спросил.
– Мазок для анализа, чтобы быть уверенным в правильности лечения, – скороговоркой пробурчал врач.
Но это было еще не все. Мучитель в белом халате сунул Сидорову прямоугольную стекляшку:
– Держите вот так, поближе, на нее должно капнуть, – и доктор попросил нагнуться.
Сидоров не успел и глазом моргнуть, как позади инородное тело бесцеремонно вторглось в его тело.
– Иттить твою налево, ты чего там творишь? – зарычал он, будучи в травматическом и культурном шоке.
– Массирую вашу простату, уважаемый, все-то вам расскажи, какие любопытные, – проворчал врач, активно орудуя пальцем. – Капает? Капает, спрашиваю?
– Да ничего не капает. Мне из-за живота не видно. А что должно капать-то?
– Простатический сок, если так интересно. Чтобы исследовать его на лейкоциты. Больно, что ли?
– Да мало радости. Во, кажись, капнуло.
