Толпа шумела. Десятки и сотни людей толкались на улицах, безостановочно галдя. Стёпу с Андреем силой тащили куда-то двое крепких мужчин в тёмно-синей форме. Они пытались брыкаться и отбиваться, но этих громил им было явно не пересилить. Под то нарастающий, то утихающий шум толпы их вели вдоль по улице. Стёпа понятия не имел, что конкретно происходило вокруг него и почему их куда-то волокли. Единственным чувством, которое не были способны заглушить шум и суета вокруг, осталось крайнее недовольство происходящим, о чём он активно пытался сообщить окружающим, говоря им не вполне приятные вещи и возмущаясь по поводу нарушения его прав. Андрей вёл себя куда проще: молодой человек поливал тащивших его людей беспрерывным потоком брани и яростно брыкался.
Людей в униформе явно не заботила ни ругань ребят, ни их попытки вырваться. Они молча тащили молодых людей по улице, пока наконец не дошли до большой городской площади, где подняли их на деревянный помост, на котором стояло несколько человек. Ребят поставили на пол и крепко взяли за плечи, давая понять, что вырваться и сбежать у них не выйдет. Черноволосый мужчина средних лет, одетый в старомодный костюм и какую-то нелепую церемониальную мантию окинул их взглядом и, обернувшись, махнул кому-то рукой. Стёпа заметил, что на помосте стояли ещё около десяти крепких парней в синей форме, сжимавших в охапке каждый по испуганному подростку. Увидев жест человека в мантии, двое громил тут же разжали руки, и освобождённые, не веря своему счастью, быстро сбежали с помоста в объятья рыдающих у его основания людей.
К Стёпе подбежал какой-то тощий и небритый мужчина в очках, боязливо косясь на всё ещё брыкающегося и матерящегося Андрея.
– Слушайте, мне правда очень жаль. Если бы вы приехали завтра или на следующей неделе, всё бы обошлось. Вы просто выбрали неудачный день. Извините, – промямлил он.
– Неудачный день? А какой, скажите, пожалуйста, день был бы удачным для того, чтобы нас выдернули из собственной машины в незнакомом городе и потащили силой невесть куда? – возмущённо огрызнулся Стёпа.
– Простите…, – сконфуженно проговорил человек и поспешил ретироваться.
– Эй! – Стёпа окликнул человека в старомодной мантии. Тот был занят изучением каких-то бумаг и из-за шумящей у помоста толпы вряд ли расслышал молодого человека. Тогда Стёпа извернулся и достал его ногой, ударив мужчину прямо в колено. Мужчина подпрыгнул и раздражённо обернулся.
– Какого чёрта? – начал было он, но тут же был перебит вопящем от недовольства Андреем.
– Какого чёрта? Нет, это вы нам скажите, какого…, – молодой человек принялся так громко и возмущённо ругать мужчину в мантии, что тот удивлённо моргнул, едва не снова подпрыгнув на месте. Он явно не привык слышать подобного рода выражения.
Мужчина отвернулся от Стёпы и Андрея и поднял руку. Спустя пару мгновений шумящая толпа стихла, и он заговорил.
– Граждане! Мне нет нужды напоминать вам, зачем вы здесь сегодня собрались. И нет нужды тянуть с началом этой церемонии. По правде говоря, я бы предпочёл проводить её без лишних глаз, но я не могу запретить вам прощаться с теми, кому суждено отдать свои жизни ради сохранения ваших.
Стёпа выпучил глаза, не веря своим ушам. «Они же не… не собираются нас прикончить? Что вообще за чертовщина здесь происходит?»
– В этом году нам повезло и в день равноденствия к нам явились чужаки. Благодаря ним двое наших молодых людей останутся сегодня целы и невредимы.
– Урод! – Андрей с новой силой начал ругаться и брыкаться. Стёпа лишь усмехнулся.
Мужчина в мантии не обратил внимание на слова Андрея и последовавший за ними поток ругани и продолжил.
– Уже многие годы это день является самой печальной традицией нашего города. Это трагическое напоминание о том, какую жертву вынуждены приносить мы ради нашего мира. Благодаря той кровавой дани, что мы отдаём сегодня, мы никогда не забудем о том, чего нам стоит наше процветание, – мужчина повернулся к ребятам, которых всё ещё крепко держали за плечи люди в форме, и продолжил. – Мы благодарны вам за вашу жертву. Мы будем чтить вас и в благодарность за уплаченную вами цену мы объявим всеобщий недельный траур.
