Кира шла вперед. Листья не шуршали под ее ногами, и ветви кустов почтительно отодвигались в сторону. Кошка топала вперед и не замечала, как лес старается поддержать ее. Ей было больно, пусто на душе. Она не ощущала времени.
Солнце поднималось выше, и выпавший было снег и наледеневший на траве иней быстро подтаяли. В горле засвербила жажда. Кошка словно очнулась на минутку ото сна и огляделась, чтобы сориентироваться. Ей было все равно, где она находится. Главное, чтобы вокруг росли деревья, больше ей сейчас ничего не нужно. Цель отсутствовала. Идти ей было некуда. Покрутив головой и присмотревшись к стволам окружавших ее старых берез и орехов, она вычислила, в какой стороне водоем, повернула туда и снова замкнулась сама в себе.
Из анабиоза ее вывел женский восклик. Кошка вздрогнула и обернулась. Она так глубоко задумалась, что не заметила, как вышла из лесного массива на широкую протоптанную тропу. Прямо перед ней в ужасе и оцепенении застыли двое людей. Мужчина и женщина, плохо одетые, с пакетами, палочками, лукошками, в больших широкополых панамах на шерстяной платок и толстых вязаных гетрах поверх резиновых калош. Грибники, вышедшие за белоножками с первым снегом. Возможно даже те самые, которых они встретили с Кристалл Ави, когда шли вот также по этим же местам намедни на охоту.
Кира обвела их мутным, ничего не соображающим взглядом. Отвернулась и двинулась дальше, быстро скрывшись снова от людских глаз за густыми орешниками.
«И надо же было мне в этой глуши да в такую рань наткнуться на людей». Дальше она подумала, что именно об этом ей говорил только что пес – и был прав. Воспоминание о разговоре и самом псе обдало ее ледяной дрожью.
Вскоре она вышла на небольшую полянку, через которую протекала крохотная серебристая речка. Кира сунула в хрустальную воду морду целиком, по самые уши. Жидкий лед обжег, но словно коркой содрал с нее пелену тумана. Она вынырнула, хватая ртом воздух и отирая горящее лицо – протрезвевшая. Как будто контузия, нанесенная несколько часов назад псом, наконец прошла. А вместе с ней – прошло и оглушение. И боль вдруг обрушилась на нее всей своей многотонной массой. Кошка рухнула под этой тяжестью на обледенелую землю, распласталась по холодному песку и завыла. Ее протяжный тоскливый стон вплетался в шелест листвы и журчание воды. Она сунула руки в ручей и зарылась пальцами в речной песок, царапая когтями камешки, сжимая и разжимая онемевшие мгновенно руки.
Так она лежала, выла, и боль горячими слезами вытекала из нее, капала в землю. А затем сливалась с водой резвой речушки и уносилась прочь, вместе с его потоками.
Кошка долго плакала на берегу. Рыдала, расчесывая когтями зудящую пустоту в груди и удушливые спазмы в горле. А затем уснула, ощутив наконец, что опустошение достигло своего дна и плакать больше нечем.
Глава I. Смертоносная аура
Вызов на кладбище привез кто-то из полицейских. Фауст услышал звук остановившегося автомобиля на подъездной дорожке перед воротами и вышел навстречу посланнику на крыльцо. Но, к его неудовольствию, довольно долго людень еще оставался в машине.
– И чего ты там так долго? В пакетик дышал? – недовольно поприветствовал человека пес, помешивая в кружке чаек длиннющим костяным когтем. Молоденький паренек, до этого решительным пружинным шагом направлявшийся к дверям, встал как вкопанный, выронил зажатую под мышкой смешную многоугольную форменную шапку, и мгновенно побелел, словно простыня. Пес вздохнул. Очевидно, полиция хотела ему что-то сообщить и по давней традиции отправили самого молодого и зеленого юнца. И юнец этот битый час собирался с мыслями и боролся со страхом, сидя в машине, прежде, чем ступить на «оскверненную» жуткими бистами землю. – Ладно, я понял. Что там у тебя? Надеюсь, ничего срочного? И пока ты там сидел и уговаривал себя не обоссаться, не погибли люди…
