Чернильное небо, наполненное пока ещё слабо видимым серебристым мерцанием звёзд, раскинулось над древним городом Лакхнау. Разливавшееся в тёплом вечернем воздухе предвкушение чуда, казалось, можно было ощутить всеми видами чувств. Оно музицировало звуками вечернего города, сплетая их в незатейливый мотив давно знакомой, но неузнаваемой песни. Касалось нагретых за день каменных коробок домов тоненькими пальцами долгожданной первой вечерней прохлады. Щекотало обоняние спешащих домой людей яркими ароматами специй, доносившимися из многочисленных, расположенных вдоль дорог дхабов. Взрывалось во рту изнемогающего от жажды прохожего ледяным лаймово-банановым ласси. Застилало серую реальность красочной круговертью цветочных гирлянд и тканевых флагов, свисающих из окон домов.
Четвёртый день после полнолуния месяца Картика. Карва Чот. Особенный день. День, посвящённый любви женщины к мужчине. День, когда замужние, вне зависимости от возраста, постятся и молятся ради благополучия и долголетия своих мужей.
Уютный дом семьи Лал распахнул свои двери для друзей, и сейчас женщины ждали восхода луны, чтобы, помолившись установленным на пороге дома статуэткам богов, подняться на крышу дома и прервать свой пост. Кто-то постился впервые в этом году, только пройдя все ритуалы; кто-то вот уже который год молился за своего мужа, но и те, и другие чувствовали особенный трепет, который с непривычки можно было отнести к не самым приятным ощущениям «сухого» поста, когда женщины отказывались не только от еды, но и от воды ради своих любимых. Но истинно верующие считали, что так благосклонно отвечала Богиня на возносимые ей молитвы жён, готовясь явить поклоняющимся свой нетерпеливо ожидаемый лик.
Маленькая девочка лет восьми, сидевшая на ступенях дома, вслушивалась в сменивший напевные мантры весёлый гомон, царивший в доме. Вообще-то её давно уложили спать, но сегодня родителям было не до того, чтобы контролировать обожавшую ночные посиделки в старом саду дочь, поэтому она улучила момент и улизнула из дома. «Как красиво, – подумала девочка, в очередной раз поднимая глаза к притягивавшим взгляд звёздам. – Наверное, самые красивые души превращаются в самые красивые звёзды. Но как тогда выглядят некрасивые души?» Девочка легко поднялась, поправляя так и норовившую сползти дупатту ярко-жёлтого цвета, и медленным шагом пошла в самую гущу сада по прихотливо вьющейся, едва заметной тропке. Тут и там уютный жёлтый свет невысоких, в рост девочки, фонарей, разгонял темноту, не давая теням приобретать угрожающие формы. Впрочем, она и не боялась темноты. Так, скорее, чуть-чуть опасалась, да и то не сегодня. Вечерний воздух пах волшебством. Малышка чуть запнулась за только достигший земли, ещё не успевший уйти в землю воздушный корень баньяна, но ловко поймала равновесие, только чуть качнувшись. Однако ногу поставила не туда, куда собиралась, и, вместо того чтобы, сделав круг вокруг дома, вернуться к входной двери, она свернула на другую тропинку. Дышалось легко, воздух казался почти прохладным после дневного жара, и маленькая гулёна шаг за шагом приближалась к своему любимому месту в саду. Широкая и плоская чаша фонтана, в которой находилась невысокая статуя её любимой Дурги, обрамлялась истёртыми каменными ступенями, на которых так уютно мечталось. А больше всего на свете, после мамы и папы, девочка любила мечтать. Оставалось сделать последний шаг, и, миновав пышный цветущий куст роз, она увидит…
– Кто вы? – от изумления девочка даже остановилась, а голос прозвучал тихим писком.
– Здравствуй, Савитри, – худощавый старик, сидевший на любимой ступеньке девочки спиной к ней, внимательно рассматривавший небо, не оторвался от своего занятия, не бросил ни единого взгляда на ночную гостью.
