Часть первая. Вот где венгерские витязи родятся!
I
Мальчик и девочка купались в речке. Может, им и не пристало купаться вместе, но этого они еще не знали: мальчику было семь лет, а девочке пять.
По лесу пошли – на речку набрели. Солнце жарко припекало. В заводи речной вода озерком разлилась, озерко понравилось детям.
Сперва они окунали только ноги, потом зашли в воду по колени. Штанишки у Гергея намокли, он скинул их, сбросил и рубашонку, и вот уже оба голенькие плещутся в воде.
Пусть себе плещутся, кто их увидит! Дорога на Печ проходит поодаль, за деревьями, а в лесу ни души. Ох, и досталось бы им на орехи, если бы кто-нибудь их увидел! Мальчик еще куда ни шло, он не барич. Но девочка – из господского дома, дочка самого Петера Цецеи, барышня! А удрала из дому без спроса.
По ней сразу видно, что барский птенчик – вся беленькая, точно сметана. Прыгает в воде, а белокурые косички так и взлетают над тоненькой шейкой.
– Гергё! – смеясь, окликнула она мальчика.
– Поплывем!
Худенький смуглый Гергей подставил спину девочке, та обняла его за шею, и мальчик устремился к берегу, а малышка, дрыгая ножками, закачалась на воде.
Подплыв к берегу, Гергей схватил осоку за зеленый чуб и тревожно оглянулся вокруг.
– Ой, а где же Серый?
Он вылез из воды, обежал все кругом, пошел рыскать между деревьями, шарить глазами по земле: нет ли где следов?
– Подожди, Вицушка, подожди, я сейчас вернусь! – крикнул он девочке и голышом помчался по конским следам к печской дороге.
Вскоре он вернулся верхом на старом сером коне, взнузданном какой-то жалкой пеньковой уздечкой. Уздечка была привязана к ноге коня, да развязалась.
Мальчик молча стегал Серого веткой кизила. Он побледнел от испуга, то и дело оглядывался. Добравшись до реки, обхватил шею коня и соскользнул на землю.
– Спрячемся! – шепнул он девочке, весь дрожа. – Спрячемся! Турок идет!
Мигом привязал он коня к дереву, собрал одежду, и они нагишом побежали к боярышнику, спрятались за кустом, зарылись в опавшую листву.
В те времена турок нередко можно было встретить на дорогах. Ты, милый читатель, ошибаешься, если думаешь, что двое ребятишек купались в речке нынче летом. Где они теперь – и эти ребятки, и турки, да и все прочие люди, которые предстанут перед тобой в этой книге, будут ходить, говорить, смеяться или плакать? Все они давным-давно стали прахом…
Любезный мой читатель, отложи-ка в сторону свой календарь и мысленно возьми в руки календарь 1533 года. Представь себе, что сейчас май месяц 1533 года и в Венгрии владычествуют и король Янош, и турки, и Фердинанд I[1].
Маленькая деревушка, откуда родом эти ребятки, приютилась в одном из ущелий Мечека. Тридцать мазанок и большой каменный дом – вот и вся деревня. Окна и в барском доме и в мазанках затянуты промасленным полотном, а в остальном крестьянские постройки ничем не отличаются от нынешних лачуг, крытых соломой.
Деревенька стоит в густой чаще, и жители ее думают, что турки никогда к ним не доберутся. Да и как добраться? Дорога крутая, колесных следов не видно, колокольни и то нет. Люди живут и помирают в этом глухом уголке, точно муравьи в лесу.
Отец Гергё был кузнецом в Пече. Когда он скончался, мать забилась сюда, в Керестешфальву, вместе со своим отцом – старым, седым крестьянином, участником восстания Дёрдя Дожи[2]. Потому и приютил его у себя хозяин деревни – Цецеи.
Дед пробирался иногда лесом в Печ за подаянием – на это и жили они всю зиму. Кое-что, правда, перепадало и с барского стола.
Вот и в тот день старик вернулся из города.
– Попаси-ка Серого, – велел он внуку, – бедняга с утра не евши. Да напои его в речке.
