В преддверии Нового года почему-то все шло наперекосяк.
Во-первых, истек срок годности Марусиного рецепта на лекарство,
чего она в этой суете и не заметила, а спрея осталось хорошо если
на пару дней. Во-вторых, аллерголог в их поликлинике выдавала
рецепты исключительно по средам. В-третьих, работала врач в этот
день с часу до четырех. И это еще хорошо, что она не требовала
обязательного присутствия ребенка для того, чтобы выдать рецепт.
Собственно, на этом все хорошее и заканчивалось.
Кабинет закрывался в четыре. От работы до больницы ехать было на
общественном транспорте сорок минут, на такси — двадцать, но такси
в эти предпраздничные дни стоило столько, что она только открыла
приложение, длинно присвистнула и закрыла его обратно.
С работы пришлось унизительно отпрашиваться и клятвенно обещать
начальнику, что она все доделает, все отправит, что у неё нет
другого выхода и ей нужно съездить по делам именно сегодня.
— Почему нельзя заниматься делами в свой выходной день? — с
какой-то высокомерной брезгливостью поинтересовался Игорь,
откинувшись на спинку своего кресла и закидывая руки за голову так,
что обнажались широкие запястья, такие смуглые на контрасте с
белизной манжет.
Следуя европейским традициям, он просил называть его именно так
—по имени, без отчества, — но почему-то это не особо помогало, и
атмосфера в коллективе вовсе не становилась от этого прогрессивной,
либеральной и доброжелательной. Скорее наоборот.
Ей очень хотелось язвительно ответить ему, что вот, представьте
себе, почему-то, когда у меня выходной, в больнице тоже никто не
работает. Странно, правда?
Но она преодолела себя и смиренно объяснила начальнику, что ей
очень жаль, но по-другому и правда не получится.
Игорь оторвался на славу: он долго и с удовольствием припоминал
ей все её бесконечные больничные, а также ту неделю, которую она
совсем недавно брала за свой счёт.
— Нельзя было в это время решить свои дела? Обязательно это
делать в ваше оплачиваемое рабочее время?
Она только пожала плечами.
Ну что она могла сказать холеному самодовольному Игорю? О чем
она могла ему поведать в свое оправдание? О том, как сложно
воспитывать одной ребенка? О том, что эта неделя ей была нужна,
чтобы съездить в другой город к сильно заболевшей маме?
Был бы кто другой на его месте, она, может, и попыталась бы
объясниться, но Игорь не производил впечатления того, кто мог бы
такое понять. Казалось, у него не было ни детей, ни семьи, ни
родителей, и он сразу родился в этом дорогом деловом костюме, с
опытом и образованием, весь такой идеальный, отполированный до
кончиков ногтей и ужасно мерзкий. Не имеющий сочувствия и
сострадания ни к кому.
Он сам работал как машина и от других хотел точно того же.
А она так не могла. У нее была маленькая дочка и был рецепт на
лекарство, который надо забрать сегодня. До четырех часов дня.
Игорь её все же отпустил, но, торопясь доделать дела, она вышла
с работы на пару минут позже, чем собиралась. Всего на пару минут
позже! Но эти две минуты все в итоге и поломали.
Автобус уехал прямо у неё из-под носа, и это было нечеловечески
обидно, потому что следующий шел только через восемь минут.
Впрочем, паниковать было рано: время еще было.
А вот ужина дома не было! Поэтому, стоя на остановке и
притопывая ногами, чтобы не замерзнуть, она начала прикидывать, что
бы такого успеть приготовить из имеющегося в холодильнике или
морозилке, чтобы не заходить в супермаркет. Потому что трёхлетняя
Маруся после садика не хотела идти ни в какой магазин, а хотела
домой. К своим любимым игрушкам.
Она рассеянно дождалась следующего автобуса и, как только он
подъехал и открыл двери, шагнула туда, все ещё размышляя о том, что
же лучше: пожарить не самые полезные сосиски, которые дочка сто
процентов будет есть и которые готовятся очень быстро, или запечь
брокколи с рыбой, что гораздо более полезно и тоже быстро
готовится, но велик шанс что Маруся заплюет ей этой брокколи весь
кухонный стол и стены.
