Огонь. Его острые языки вылизывают поленья, сжигают в своей неутомимой страсти и сдыхают, как только поглотить становится нечего. Эту страсть можно разжечь до невероятных размеров, превратить в неутомимый пожар, ужасающий, но прекрасный в своей первозданной силе. А можно затеплить маленький огонек, тихий и незначительный. Он будет мирно светить, не причинив никому вреда, но умрет так же, как буйное пожарище. Огонь смертен, как всё живое, и также вечен, как боги…
Оторвав взгляд от камина, я поднялась с огромного ложа, еще хранившего запах мужского тела, страсть которого полыхала так же отчаянно, как огонь. Правда, в отличие от огня, владелец пьянящего аромата вечен. Впрочем, даже Вечные однажды превращаются в прах. Убить можно и бога, если знать как. Криво усмехнувшись, я накинула на тело полупрозрачное черное одеяние. Прихватила со столика тяжелый золотой кубок, в котором еще оставалось вино, такое же бордовое, как кровь в венах, и такое же густое и тягучее. Новая ухмылка искривила губы, и кубок вернулся на стол.
Острый тонкий клинок вспорол вену, и несколько капель моей крови упало в вино. Забавная идея, ее воплощение еще забавней. Сделав глоток, я легко рассмеялась, предвкушая предстоящее развлечение. Это самая любимая из моих забав. Не знаю почему, наверное, потому что наблюдать чужое падение приятно. А может потому, что наблюдая чужое падение, забываешь о глубине своего собственного.
Покачивая бедрами, я покинула спальню с кубком в руке. Любопытно, почему мне раньше не пришла в голову эта идея? Впрочем, нет, неинтересно. До этого у меня были другие выдумки. У меня вообще богатая фантазия. Завтра я придумаю что-нибудь новое, послезавтра еще что-то. Не люблю повторяться. За это меня любит ОН. За это себя люблю я. Его не люблю, и он это знает. Но ему моя любовь не нужна, только верность, тело и фантазия. Впрочем, у него такая фантазия, что я вряд ли когда-нибудь смогу сравниться с ним, и вряд ли встречу кого-то лучше. Иногда я думаю, что будет, когда он потеряет ко мне интерес, и в этой спальне появится другая женщина? Не знаю, никогда не могу найти ответ. Он – не смысл моей жизни, он – мой господин и повелитель, и значит, будет пользоваться мной столько, сколько посчитает нужным. А я буду пользоваться его милостью.
Мои выходки забавляют его. Мне прощается то, что не прощается остальным. За это меня ненавидят и ждут падения, но прошло уже бесконечное количество лет, а я всё еще подле него. Возможно, завтра я стану одной из многих, но сегодня я его любимая игрушка… одна из многих, но единственная, к кому он не теряет интерес. Тогда пусть так будет и дальше. Пусть так будет вечно…
Я прошла мимо молчаливых стражей, опустивших глаза при моем появлении, но провожавших меня долгими пристальными взглядами в спину. Запах их вожделения всегда заполняет полутемный коридор после утех Господина. Удушливый, тяжелый, но пьянящий. Иногда я задерживаюсь рядом с одним из стражей и с упоением втягиваю носом запах похоти, так же жадно, как он вдыхает мой аромат. Я вижу, как трепещут его ноздри, вижу, с какой силой он сжимает кулаки, чтобы устоять и не осмелиться на глупость, последнюю глупость в его жизни. Господин не прощает прикосновений к своей любимой игрушке. И когда кровь из ран от когтей на ладонях стража начинает капать на каменные плиты пола, я отхожу, прислушиваясь к тяжелому дыханию за своей спиной.
– Зачем ты дразнишь воинов? – как-то спросил меня Господин. – Ты знаешь, чем это может закончиться. Хочешь видеть смерть одного из них?
– Мой господин жалеет стражей?
– Твой господин желает знать, зачем ты их дразнишь.
– Скучно…
Да, мне скучно в его огромном и мрачном замке. Скучно в тяжеловесной роскоши покоев. Но на свободу я выхожу редко. Не знаю почему, но Господин не любит надолго отпускать меня. Наверное, ему тоже скучно, и, наверное, его забавляют мои выходки. Он не накричал на меня еще ни разу. Наказывал, когда считал, что я провинилась, но никогда не рычал так, как на остальных обитателей замка и земель, принадлежавших ему.
