– Как ты убедил Сэнсэя на такое? – прокричала мне на ухо Ева. Все равно я едва расслышал сквозь шум беснующегося зала. Вот теперь это стало похоже на рок-концерт. Некоторые повскакивали и ломанулись к сцене. Пространство там было не очень приспособлено для подобного, между краем сцены и первым рядом была довольно узкая полоса. Вот ее-то всю и заполнили те, кто успел вскочить со своих мест первыми. Ну что ж, зал мои “ангелочки” взорвали, ничего не скажешь. Хотя не уверен, что все были в восторге именно от их выступления, конечно. Но их точно запомнили. Виданное ли дело – ноунейм-группа, на бэквокале у которой вдруг взялся петь САМ Сэнсэй. Среди новокиневской публики его любили и знали, пожалуй что, больше, чем БГ…
– Это была его идея, – ответил я тем же макаром. В смысле проорал в самое ухо.
– Обалдеть, конечно! – Ева рассмеялась, запрокинув голову. – Пусть теперь только попробуют вас не принять!
Я обнял Еву, мы вскочили, принялись подпевать и прыгать. В общем, вести себя, как и полагается на рок-концерте. Как и все остальные в этом зале.
Задора публики хватило даже на то, чтобы остальные выступавшие кандидаты в рок-клуб получили свой кусочек орущей рядом со сценой публики, “коз” и огоньков зажигалок. Будто Сэнсэй своим появлением повернул переключатель с состояния “мы на выставке достижений рок-хозяйства” на “мы пришли на рок-концерт и будем ОРАТЬ!” И вся патлатая братия будто резко вспомнила, зачем она вообще ходит на концерты.
Банкин объявил перерыв, все радостно ломанулись к выходу, устроили в дверях кучу-малу, и постепенно вывалились в фойе, радостно галдя. Выстроились очереди в туалет и к кафешке. А самые продуманные заняли темные уголки, чтобы отхлебнуть из бутылок “горючего”. Кое-кто попытался закурить, но это администрация, в лице склочной бабки, быстро пресекла это безобразие. Не демократичные и нафиг никому не нужные “химики” же! Тут завтра утром будут детские коллективы народного танца соревноваться в том, что круче пляшет калинку-малинку. Мы с Евой вышли в числе последних. Ева держала меня за руку, кажется, она волновалась за это все гораздо больше, чем я. Я покрутил головой, высматривая своих. Ага, вон там из толпы торчат рога Астарота. Раз народу так много, значит Сэнсэй с ним вместе вышел.
Можно расслабиться, все получилось. Вряд ли кто-то еще на скучных отчетниках устраивал такой же фурор. Реальность даже немного превзошла мои ожидания. Я предполагал, что публика возбудится, когда неожиданно увидит незапланированного кумира, но чтобы вот так…
Впрочем, это же психология толпы. Эмоция срезонировала, буйство покатилось, как снежный ком, вовлекая всех, даже случайных бабок-гардеробщиц, сунувших в зал свои любопытные носы.
И сейчас все продолжали. Вопили свои кричалки, скакали радостно, выкрикивали “Хой!” неизвестно по какому поводу. Разве что не крушили ничего. Градус алкоголя не был настолько зашкаливающим, чтобы у местной публики снесло крышу настолько, чтобы начать гадить в ДК Профсоюзов. Родной дом, все-таки.
Среди общего гомона разобрал, как сбиваются компашки для “продолжения банкета”. В отличие от “Рок-провинции” здесь рокеров никто на ночь оставлять не собирался. В десять вечера всех отсюда выгонят и закроют заведение до утра. Но народ резонно сообразил, что нельзя пропадать зря такому хорошему настроению. Так что уже слышались знакомые имена хозяев разных тусовочных мест. Сам я особо не переживал. У нас как раз все было в порядке с планами на вечер. Сэнсэй пожелал, чтобы афтепати отчетника проходило в, как он ее к трем утра назвал, “нехорошей квартире, если вы понимаете, о чем я”.
А сейчас все было хорошо. Астарот лучился самодовольством и купался в лучах славы и внимания. Даже просто постоявший рядом Сэнсэй вознес нашего фронтмена на совершенно головокружительную высоту. С ним хотели стоять рядом, обниматься, жать ему руки. Девицы какие-то вокруг крутились. На меня никто особо не обращал внимания. Вот и отлично.
