ГЛАВА ПЕРВАЯ
Москва, апрель 1925 года
Прием по случаю дня рождения удался на славу, и хозяйка дома мадам Туманова колыхалась от счастья.
Важная подпись из Наркомфина передал блюдо с нарезанной бужениной сидящему рядом собственному обувному магазину. Мануфактурные ряды вели неспешную беседу с тремя булочными.
За ломящимся от закусок столом сидел цвет московской коммерции. Их жены обменивались последними новостями из мира столичной богемы и ревностно мерялись драгоценностями. Негромкий разговор сопровождался бодрым звоном ножей и вилок.
Сам именинник, Владимир Андреевич Туманов, которого жена ласково называла Вольдемаром, был мужчиной дородным и основательным. Дорогой костюм был сшит лучшим портным совсем недавно: растущее брюшко требовало регулярного обновления гардероба.
Туманов вытер рот салфеткой, и массивный перстень на его руке сверкнул, поймав блики роскошной хрустальной люстры.
– Я должен признать, господа, – сказал он, – что большевики оказались не такими уж страшными.
– Умный человек сможет устроиться при любой власти, – поддакнули мануфактурные ряды.
– Не соглашусь с вами, Петр Кузьмич, – возразил Туманов. – Умному человеку все же нужно безопасное поле и правила игры. Иначе это будет одна сплошная анархия, а мы это в семнадцатом году проходили, и больше не хотим.
– Власти новые, да привычки старые, – подал голос собственный обувной магазин. – Сунул, кому надо, и на тебе, выгодный контракт. Слышали, Куприянов получил на откуп всю мануфактуру для армии? – Все закивали. – Я не буду вам говорить, сколько он занес туда. – Большой палец указал на потолок.
– Особенно мне не говорите, – осклабилась важная подпись из Наркомфина. Дружный смех за столом показал, что шутку оценили.
Услужливая горничная плавно проскользнула в комнату с блюдом холодного осетра в руках. Она была одета в темное закрытое платье и белоснежный передник. Волосы были заплетены в косу, такую же тонкую, как и хозяйка. Водрузив блюдо в центр стола, она собрала опустевшие тарелки и неслышно удалилась.
– Ловка девица. – Дама в горжетке оценила работу. – Моя бы уже пару раз споткнулась, а по дороге на кухню еще и тарелку бы разбила.
– Хорошая прислуга редкость в наши дни, – согласилась Туманова.
– Не уступите?
– Разве что после отъезда. – Туманова лучилась от гордости. – Моего Вольдемара вот-вот должны назначить в торговое представительство в Париже.
– Ах, Париж! – отозвалась гостья напротив. – Как я вам завидую. Я бы все отдала, чтобы хоть на минуту вырваться из этой серой промозглой Москвы. Туда, в кутежи Монмартра, в огни кафешантанов!
– На что бы ты кутила там, Вавочка? – меланхолично заметил ее муж, отправляя кусок осетра в рот. – Советские рубли там не в почете.
– Нельзя быть таким циником, милый. Что бы я ни сказала, тебе непременно нужно вернуть меня с небес на землю.
– Я человек практического склада. Мне на земле привычнее.
Расстроенная мечтательница собиралась возразить, но Туманова не хотела портить день чужими семейными сценами.
– Таких здравомыслящих людей, как ваш муж, редко можно встретить, – дипломатично заметила она.
Вава скривила тонкие губы в некое подобие улыбки и, между упреками мужу и осетриной, выбрала последнее. Насытившись, она стала искать, во что бы еще вцепиться.
Ее взгляд остановился на молодом человеке лет, сидевшем рядом с хозяйкой. Худощавый, лет примерно двадцати, одетый в добротный, но потертый костюм, он выглядел бедным родственником, особенно на фоне увешанной драгоценностями мадам Тумановой.
– Кажется, я вас раньше не видела. – Вава взмахнула ресницами.
– Леопольд Дольников, сын моей приятельницы, – представила хозяйка. – Приехал из Риги.
– Не понимаю, зачем? – всплеснула руками Вава и капризно повела плечами. – Из Европы к нам?
