Степан просыпался очень тяжело и
мучительно, с усилием вырывая себя из тисков сновидений в
состояние, смутно приближенное к бодрствованию, и с трудом ощущая
нерадостную реальность. В последние дни такие просыпания стали уже
правилом и каждый раз давались все тяжелее и тяжелее. Объяснялось
это просто: Степан который уже день пил. Пил не просто, как пьют
обычно люди, на праздник или в выходные, нет, он пил жестко, т. е.
много и все подряд, как говорится, вусмерть. В такое время его уже
не тянуло ни к чему, что мы привыкли называть обыденной жизнью
обычного человека, ему не хотелось вставать, ходить, разговаривать,
было одно стремление — напиться и забыться в тяжелом, тревожном,
граничащем со смертью сне, а потом вынырнуть из него потным,
вонючим с единственным желанием — снова выпить. На этот раз
пробуждение было особенно тяжелым, появилось обязательное в таких
ситуациях ощущение панического страха — водка кончилась. Наконец
Степан стряхнул с себя оцепенение и открыл глаза, понадобилось
какое-то время, чтобы окончательно прийти в себя, еще через
несколько минут он уже стал различать предметы более отчетливо,
наконец его взгляд сфокусировался вначале на пустой бутылке и
только потом — на настенных часах, висевших на противоположной
стене, но секундная стрелка не шевелилась, часы стояли. Степан с
неимоверным усилием заставил себя сесть, в ушах застучало, голова
кружилась, пот застилал глаза, к горлу подступила тошнота. Минут
через десять, однако же, органы, отвечающие за функцию
самосохранения, с трудом, но настойчиво стали выводить организм из
состояния смертельного токсического разрушения, например,
захотелось воды, а потом и сигарету. В голове посветлело, мозг
заработал, но только в одном диапазоне — чем бы похмелиться. Часы,
если бы не остановились еще два дня назад, могли бы сообщить ему,
что время уже приближалось к обеду, а учитывая, что день был
будний, то вся основная масса народонаселения, в то время как
Степан боролся с непреодолимыми низменными желаниями, работала кто
на производстве, кто на транспорте, а кто в офисе.
Человеку свойственно думать, кроме
того, у каждого индивида есть память. Вот теперь Степан, пытаясь,
пока безуспешно, сопоставить все это воедино, намеривался
определить время начала запоя, стараясь в то же время
абстрагироваться от назойливо лезших в голову сопутствующих
нюансов, иногда позорно стыдных, как назло, ярко запечатлевшихся в
памяти. Логика давно и часто пьющего человека подсказывала, что
где-то в глубине этой неубранной холостяцкой квартиры должна
находиться, кое-какая выпивка, заначенная именно для такого, может
быть, самого главного момента его жизни.
Спасительная бутылка находилась на
самом видном месте — на кухонном столе, куда на дрожащих и
подкашивающихся ногах добрел Степан, с трудом удерживаясь в
вертикальном положении. На кухне было значительно светлее, а лучи,
играющие на коричневой бутылке «Фэймос Граус», лишь подтверждали,
что на улице давно уже день. Степан, сразу же успокоившись, не
спешил скрутить голову куропатки, именно так переводится «Граус» —
в честь любимой дичи шотландцев. Вдруг почувствовав внезапно
подступивший голод, вытащил из старого раздолбанного холодильника
засохший кусок сыра и заскорузлый ломтик лимона. Такая знакомая
терпкая жидкость прокатилась по пищеводу и зажгла желудок, но лишь
на короткое время. Степан, затаившись, ожидал, и вот теплая волна,
окутывая и расслабляя, уже подымалась откуда-то из глубин и мягко,
убаюкивающе и основательно, размещалась в сознании. Руки перестали
дрожать, пот высох, аритмия утихла, в голову стали приходить мысли,
еще сумбурные, но все более отчетливые и правдоподобные. Например,
стало вспоминаться, что неделю назад он, еще будучи в здравом уме и
светлой памяти, ходил на службу, носил погоны целого подполковника
МВД и занимал должность старшего опера в управлении уголовного
розыска краевого Главка.
