Кабинет был узким, с единственным окном, пыльным и без намека на жалюзи. Шкаф делил помещение пополам, отчего тут становилось ещё неуютнее. Стол, два стула без спинок – вот, собственно, и все. На табличке значилось – «Преподавательская», но прикручена она была, почему-то, с внутренней стороны. Об этой загадке два года назад пытался писать студенческий журнал, но дальше короткого интервью с ничего не знающим по этому поводу комендантом дело не ушло.
Дверь приоткрылась с вежливым скрипом и в проёме появилась лохматая голова.
– Кирилл Олегович, вы к нам придете?
– А должен?
Я оторвался от контрольных работ, из которых за последние три часа проверил только первую.
– Мы вас ждём.
– Значит приду. А что у нас?
– Лекция. Потом зачёт, – ответила голова и после короткого раздумья добавила. – В сто восьмой.
Идти не хотелось. При выборе прочитать ли штук пять лекций или принять один зачёт, я, не раздумывая выбрал бы первое. Из нововведений, которые меня так раздражали обычно, я не против был бы перенять московскую моду – отдавать прием зачётов и экзаменов тем преподавателям, которые ведут семинары.
Вздохнув, я сунул оставшиеся контрольные работы в мусорное ведро и, прихватив со стола красную папку, направился к кабинету на очередную игру в игнорирование чуши и не замечание миниатюрных шпаргалок, а также и изъятие шпаргалок покрупнее.
В величине шпаргалок есть своя система. Допустить можно лишу ту, которая находится выше грани, за которой обыкновенная хитрость превращается в попытку принять тебя за дурака. В свое время я собрал отличную коллекцию сессионного творчества, которой позавидовал бы любой выпускник. Мусорное ведро приняло ее с той же флегматичностью, что и непроверенные работы.
У сто восьмой было пусто и дверь плотно прикрыта. Значит, кто-то из руководства уже заходил.
– Кирилл Олегович, вот вы где!
Это Наташа из деканата. У нее милое лицо и хриплый, словно прокуренный голос, а волосы, собраны в короткий хвост. Она точно не курила и никогда не меняла прическу, даже на новогодние корпоративы.
– Да, Наташа. Немного заблудился.
– Студенты вас обыскались. Я сказала, что вы на совещании и пришла вас искать. У вас, кстати, телефон выключен.
– Спасибо, Наташа, ты, как всегда, умница. Иван Иванович не заходил?
Она промолчала.
– Понятно, – я улыбнулся. – Пожелай мне удачи.
– Удачи.
На кафедре было много цветов. Кабинет больше походил на оранжерею стараниями лаборанта Оли, которая сегодня была в зелёном и почти сливалась с цветником. В ушах неизменные наушники, а на столе чизкейк из столовой. Я никогда не замечал, как Оля ест, но чизкейк всегда был новый и свежий.
– Ведомости, – напомнила она, не отрываясь от монитора.
– Уже в процессе. Шеф у себя?
Она кивнула и погрозила мне пальцем.
– Оленька, – я перегнулся через фикус и шепнул ей прямо в наушник, – а давай я возьму на себя покупку утреннего чизкейка, а ты заполнишь ведомости за меня. Хотя бы в этот раз. Неделю буду покупать.
Она улыбнулась монитору и поцокала языком.
– Второй раз я на это не куплюсь. Шеф ждёт.
– Два десерта. И новый фикус.
Оля молча указала на дверь.
В кабинете заведующего кафедрой цветов не было. Я подозревал, что все они, если и были раньше, перекочевали под надзор Оли, прежде чем успели превратиться в гербарий. В кабинете работал кондиционер, жадно всасывающий сентябрьский зной. Иван Иванович смотрел на меня поверх крышки ноутбука.
– И, к слову, о трудовой дисциплине, Кирилл Олегович…
– Страшно виноват. Приму к сведению и исправлюсь. Разрешите идти?
Шеф вздохнул и нацепил очки. На его жилистой загорелой шее вздулись вены.
– Ты клоуна из себя вон перед первокурсниками строй, – он кивнул в сторону приоткрытой двери. – Тридцать девять дураку, а всё в бунтаря играешь. А люди тут работают, между прочим, и поболее твоего, – Иван Иванович многозначительно хлопнул ладонью по папкам на своем столе. – Уволить бы тебя к чертовой матери. Или нагрузки лишить на годик. Что скажешь?!
