Февраль. Год поступления Колычевой
[16.02.2023 – Четверг – 23:05]
– Ненавижу это место… – когда Василиса Колычева наконец-то заговорила, ее голос прозвучал хрипло и кротко. Редкие соленые слезы стекали по щекам и тяжелыми каплями разбивались о разорванный учебник истории скульптуры, что так небрежно лежал на коленях. – Кто бы мог подумать, что вещи, которые достаются бесплатно, по итогу окажутся самыми дорогими.
– Вась, посмотри на меня. – Богдан Вишневский опустился на колени и, коснувшись кончиками пальцев подбородка, приподнял ее лицо. – Выглядишь паршиво, – прошептал он огорченно.
Василиса повела головой в сторону и устало убрала руку друга, избегая неприятных прикосновений. С момента последней порочной близости прошло около года, но ничего не изменилось. Воспоминания были свежи. Время не излечило боль, лишь загнало ее вглубь. Мужские прикосновения, даже столь безобидные и, казалось бы, наполненные трепетом и нежностью, вызывали лишь отторжение. Пробуждали темные чувства, затаенные в глубине души.
Покрасневшие глаза, влажные от слез щеки, небольшая морщинка меж надломленных бровей – привычная картина, которую Богдан периодически наблюдал с тех пор, как Василиса впервые встретила Его. Глухое раздражение смешивалось с едкой горечью сожаления и вины, ворочалось где-то глубоко внутри. Меж тем Василиса всегда держала Богдана на расстоянии, не скрывая своего недоверия. Его руки были связаны.
Узкая бледная ладонь скользнула по чувственным губам, безуспешно собирая остатки влаги. Василиса шумно шмыгнула носом и запрокинула голову. Веки медленно сомкнулись, а светлые ресницы задрожали.
– Старайся избегать любых встреч с ним, – хрипло произнес Богдан и протянул платок. – Дубовицкий агрессивен, словно Аббадон во плоти. Не понимаю тебя… Зачем все это?
– Разве я могу оставаться в стороне? – Василиса тихо фыркнула, принимая платок. – Я вляпалась в эту историю по самую макушку и не могу делать вид, что ничего не происходит, понимаешь? Мне не все равно…
– А Горский? Чего ты добиваешься, выводя его на эмоции?
– Эмоции? Кажется, у него нет ни чувств, ни эмоций, – раздраженно процедила Василиса. – Его злость и ненависть словно напускное. Он с таким же успехом мог бы играть роль доброго парня, – толика иронии проскользнула в голосе вкупе с тихой усмешкой. Василиса провела платком под нижними веками, нервно облизнула губы, вновь шмыгнув носом. На языке стало солоно.
– Не особо понимаю. Объясни.
– Он ведь фальшивый насквозь. – Василиса посмотрела на платок, сложила его вдвое и вновь приложила к носу чистой стороной. – Складывается ощущение, что на самом деле он ничего не чувствует, – усмехнувшись, продолжила совсем шепотом: – Но очень искусно притворяется.
– Брось, – уверенно произнес Богдан и сморщился, когда Василиса протянула ему испачканный платок, брезгливо убрал ее руку. – Умоляю, оставь себе, – немного подумал и добавил: – Невозможно притворяться таким. По крайней мере, не столь долгое время.
– На самом деле это все не так важно. Меня он мало волнует. Чувствую себя героиней малобюджетного кино со второсортным сюжетом, – тяжелый вздох сорвался с ее губ. – Честно говоря, я просто устала.
На последней фразе Василиса пристально посмотрела на Богдана, слегка склонив голову к плечу; порывы холодного ночного ветра раскачивали светлые локоны, выбившиеся из небрежно собранного хвоста. Глаза Колычевой – большие, с невыразимым влажным блеском – ясно говорили о чувствах, которых она не стыдилась. Достаточно было лишь одного ее взгляда, чтобы у Богдана перехватило дыхание так, словно кто-то пережал ему горло.
