Серия «Документальный fiction»
От автора: В «Аллегро» все музыкальные темы, даты, персонажи и события (с небольшими исключениями) соответствуют действительности. Их существование можно подтвердить по историческим документам. Все остальное в данном дивертисменте – это вымысел, двух-, трех- и четырехчастный вымысел с вмешательством множества голосов.
ARIEL DORFMAN
ALLEGRO
Перевод с английского Татьяны Черезовой
© Ariel Dorfman
© Черезова Т. Л., перевод на русский язык, 2025
© Издание на русском языке, оформление. ООО «Издательство АЗБУКА», 2025 КоЛибри>®
Прелюдия
Лейпциг, 22 апреля 1789 года
Увертюра
Я приехал в Лейпциг в поисках знамения.
Что я надеялся найти? Какие-то указания от мертвого композитора? Послание, оставленное у живых? Для меня, еще не родившегося в момент его кончины, которая случилась недалеко от того места, где я сейчас стою в этом самом городе?
Столь абсурдную и безнадежную цель нельзя было поведать никому, и уж тем более Констанции, которая увидела бы в этом очередное доказательство, что я сумасброден, измучен долгами и скатываюсь в меланхолию. Король Фредерик вызывает меня в Потсдам, сказал я, он даст мне место, и это решит все наши проблемы.
Хотя все было совсем не так. Поскольку Лейпциг находится на пути в Потсдам, она не будет особенно удивляться, если я остановлюсь там, предложу дать концерт, немного пополню свои средства, привезу ей обратно какие-то гроши. Невозможно признаться моей любящей женушке, что я ожидаю Божьего шепота или еще какого-то явления.
Последняя попытка перед отъездом. В третий раз за три дня я снова стою перед могилой у церкви Святого Иоанна, где лежит Иоганн Себастьян Бах – в шести шагах от южного угла здания. Уже почти сорок лет прошло с тех пор, как он в последний раз видел свет, был дважды ослеплен, а потом, потом… Что было потом?
Из всех тех, кто знает ответ, из тех троих, кто мог бы его знать, в живых уже нет никого. Остался только я. Только у меня есть слабые подозрения насчет того, что было той ночью – преступление или отпущение грехов, какая дверь открылась – или закрылась навсегда? – в комнате, где великий композитор принял причастие, лежа при смерти. Только я могу свидетельствовать, пытаясь выяснить правду, отделить ложь от иллюзий; только этот болезненный мужчина тридцати четырех лет, который смотрит на эту немую могилу; я, взывающий к человеку, который привел меня сюда.
К другу, которого больше никогда не увижу.
Глава первая
Лондон, 2 февраля 1765 года
Allegro ma non troppo
Этот человек подошел ко мне через считанные секунды после окончания концерта, пока еще не стихли аплодисменты. Однако голос у него звучал словно звонкие звуки флейты, оставаясь слышимым на фоне хлопков, разговоров и стука, – и он сам оказался тонким, словно тростинка, и немного нескладным, – но не отталкивающе: приятный голос, который мог бы неплохо спеть на каком-нибудь праздновании. А таких случаев у него явно было немало, и в свои сорок с чем-то лет он явно видел веселые времена, о чем свидетельствовал блеск его глаз и богатый наряд, несмотря на нынешнюю его печальную мину. Однако мое внимание привлекло совсем не это.
– На пару слов, юный господин, – сказал он весьма дерзко.
Он обратился ко мне на моем родном немецком, совершенно правильно, грамотно и расставлено как надо, хотя его слова были перегружены гнусавыми, неестественными призвуками английских гласных. Но акцент был хотя бы не настолько сильным, чтобы меня оттолкнуть: я тогда был совершенным ребенком, мой девятый день рождения был всего неделей раньше, и я невероятно тосковал по родному дому. «Ты привыкнешь, – твердил мой отец, – нельзя надеяться на такую жизнь, какую ты заслуживаешь, какую заслуживает твоя семья, если вы с сестрой не будете ездить повсюду, не будете искать счастья за пределами Зальцбурга». В Лондоне мало кто разговаривал со мной по-немецки, а мой английский был хуже самого элементарного, несмотря на способность воспроизводить любой услышанный звук. Французский и итальянский у меня уже были идеальными! Так что, даже если бы этого человек не выглядел жалким и покинутым, я бы все равно с радостью выслушал того, кто назвал меня юным господином, тем более что он лил мне в уши лестные слова о симфонии, только что представленной избранным слушателям в Карлайл-хаусе: она вскоре будет приводить в восхищение всех тех знатоков по всему миру, кто не удостоился чести присутствовать на премьере моего великолепного концерта, намного превзошедшего, как он меня заверил, произведения Иоганна Кристиана Баха или Карла Фридриха Абеля, которые предшествовали и следовали моей божественной гармонии (так он это назвал).
