Некоторые истории не должны быть рассказаны. Они не должны были рождаться, не должны были иметь права даже мелькнуть в голове на секунду лишь оттого, что с самого начала были порочны, разительно отличались от привычных канонов жанра, где есть монстр и герой, жертва и охотник, добро и зло. Так просто слепо следовать устоявшемуся шаблону, который с самого начала был нежизнеспособным, но почему-то так надежно укрепился в культуре. Так просто разделить все на черное и белое, две половины одного целого, не существующие друг без друга. В каждой истории в смертельной схватке должны схлестнуться две противоположности, потому что они были созданы только для этого момента триумфа или поражения, их судьбы предопределены и, увы, незавидны.
В жизни все иначе.
В реальности все эти понятия смешиваются, превращаясь в химеру, имени которой не найти в словарях нашей памяти.
В реальности монстр и герой сливаются воедино, чудовище пожирает себя, а охотник пронзает стрелой собственное сердце. Но это будет лишь в самом конце, когда кусочки причудливой мозаики наконец сложатся в единую картину, а для начала необходим чистый холст. Ноль, если угодно. Ноль – это все и ничто одновременно, синергия. Ноль бесконечен и ограничен. Ноль – это младенец, разрывающийся от крика боли после того, как воздух впервые заполняет раскрывшиеся легкие невидимой агонией. Ноль – это секунды пробуждения после долгого сна, когда еще нет ни воспоминаний, ни мыслей, ни тревоги. Ноль – это вырванные страницы книги, после которых на потрепанном корешке остается засохший клей.
Ноль – это наша отправная точка и конечный пункт.
Нора сидела перед погасшим экраном ноутбука, ощущая, как чувство времени медленно ускользает от нее. Так бывает иногда, когда белый шум внешнего мира наконец угасает, а мысли замедляются, тянутся одна за другой, перетекают в нечто совсем неожиданное. В голове проигрываются разные сюжеты – один за одним они мелькают обрывистыми фрагментами без начала и без конца, как и любая история, не переработанная профессиональными сценаристами и писателями, которые так четко могут отследить момент, когда все ломается, а привычный уклад жизни летит к чертям. Но в жизни так, к сожалению или счастью, не выходит. Разрушение подкрадывается незаметно, оставляет отпечаток на крохотных деталях, осторожно меняет привычную реальность на нечто устрашающее.
«Книга в моей голове
пишет сама себя.
Я не всегда
разделяю авторство.
Порой строчка рождается,
как чужое дыхание в темноте.
Я бы вырвала эту страницу,
но боюсь,
что вместе с ней
исчезну и я.»
Когда слова никак не шли, Нора писала короткие верлибры – импульсы, что помогали словам вытекать как крови из гниющей раны. Так она могла выплеснуть свои чувства во что-то осязаемое, а потом придать этому форму подобно тому, как скульпторы формируют шедевры из глины.
Резкое прикосновение к плечу заставило Нору вздрогнуть, проглотив комканный крик, родившийся где-то в легких. Девушка быстро сняла очки и зачесала назад пряди темных волос, налипших на лоб, покрытый испариной. Мельком она заметила на плече желтеющий синяк – один из тех, что неожиданно появляется в самом странном месте.
– Снова медитируешь? – насмешливо спросил Мальте, ослабляя свой любимый бордовый галстук.
Он выглядел слегка изнуренным после тяжелого рабочего дня, однако по приходу домой старался натянуть улыбку, будто спустя столько лет был рад снова и снова возвращаться в дом, где его никогда не ждал горячий ужин, где даже его жена разочарованно вздыхала, слыша ключи в замочной скважине. Мальте делал вид, что не видит ее недовольства, не замечает, что спать она ложится все раньше и раньше, а в холодильнике появляются новые бутылки вина, сменяющие друг друга.
