Глава первая: Паутина из слов
Арсений Петров считал, что тишина – это не отсутствие звука, а его чистейшая форма. Он слышал ее многоголосие: мерное, почти механическое тиканье настенных часов в его кабинете, приглушенный гул большого города за бронированным стеклом, собственное ровное дыхание. Эта тишина была его рабочим инструментом, фоном, на котором так ярко проступали слова его пациентов. Или их молчание.
Его кабинет был идеально выверенным пространством, продолжением его профессионального «я». Ничего лишнего, ничего броского. Строгие книжные шкафы из темного дерева, наполненные трудами по психологии, психиатрии, криминалистике. Минималистичный стол, за которым он почти никогда не сидел во время сеансов. Два глубоких кожаных кресла, расположенные под не прямым, но и не прямым углом друг к другу – золотая середина между дистанцией и доверительностью. И главный элемент – большая панорамная картина, изображавшая бушующее, но бесшумное море. Она была метафорой человеческой психики, которую он пытался усмирить.
Сегодняшний прием подходил к концу. Его пациент, успешный адвокат с нарциссическим расстройством, только что закончил очередной монолог о собственной незаменимости. Арсений кивал, изредка вставляя нейтральные реплики, наблюдая. Он видел не уверенного в себе человека, а хрупкую конструкцию, которая вот-вот готова была треснуть под грузом выстроенной ею же лжи.
«Спасибо, Дмитрий. На сегодня достаточно», – мягко, но недвусмысленно произнес Арсений, когда в тишине повисла очередная пауза.
Адвокат, словно очнувшись, кивнул, встал и, поправив галстук, вышел, оставив после себя шлейф дорогого парфюма и невысказанной тревоги.
Арсений подошел к окну. Его офис располагался на двадцать втором этаже, и отсюда Москва казалась игрушечной, безмолвной. Мириады огней зажигались в наступающих сумерках, и каждый из них был чьей-то жизнью, чьей-то историей, чьим-то хаосом. Он смотрел на этот город и чувствовал себя режиссером, наблюдающим за спектаклем, в котором он сам не участвовал. Контроль. Всегда контроль.
Ему позвонила секретарша, Марина.
«Арсений Петрович, у вас на завтра перенесено два приема, а на десять утра добавлен новый. Из «Бутырки»».
Арсений нахмурился. «Бутырка»? Он вел судебно-психиатрические экспертизы, но плановые приемы оттуда были редкостью.
«Кто именно?»
«Семенов. Семен Семенович. Дело номер…» – она продиктовала длинный цифровой код. – «Привезут под конвоем. В сопроводительных документах указано: «Высокоинтеллектуальный социопат, представляет потенциальную опасность. Рекомендованы особые условия».
Особые условия. Эти слова заставили его насторожиться. Он мысленно пробежался по громким делам последнего времени, но фамилия Семенов ему ни о чем не говорила.
«Хорошо, Марина. Подготовьте, пожалуйста, все необходимые документы. И предупредите охрану».
Он положил трубку и снова посмотрел на город. Высокоинтеллектуальный социопат. Слова, которые в его профессиональном лексиконе были обыденными, сегодня прозвучали как-то зловеще. «Потенциальная опасность». А разве не все они были потенциально опасны? Его работа заключалась в том, чтобы снять этот потенциал, разобрать механизм угрозы на винтики и шестеренки, понять его и обезвредить. Он был хирургом душ, оперирующим без скальпеля.
На следующее утро кабинет был подготовлен. Арсений отменил все другие встречи. Он изучил дело, которое прислали из следственного изолятора. Оно было скудным на факты и одновременно переполненным ужасающими деталями.
Семен Семенович Семенов. Тридцать два года. Обвинялся в ряде тяжких преступлений, включая мошенничество в особо крупных размерах, подделку документов и, что самое главное, в организации изощренного психологического давления на нескольких человек, приведшего к двум самоубийствам. Прямых улик, связывающих его со смертями, не было. Не было и материальной выгоды. Следствие считало, что он делал это «из интереса». Все доказательства были косвенными, выстроенными в хрупкую, но невероятно изящную логическую цепь. Семенов не признавал свою вину, более того, на допросах он вел себя как лектор, терпеливо объясняющий студентам их ошибки в построении умозаключений. Ни один из следователей не выдерживал с ним более трех часов – у всех начинались мигрени, приступы паники или они сами попадали под подозрение благодаря искусно вброшенным Семеновым намекам.
