Если б Штаты разом сгинули,
Вот была бы красота,
Медным тазом бы задвинулись,
И исчезли без следа…
Н. Твердяев «Мечты»
– Заходит как-то Петька к Василию Ивановичу…
– Who?.. Кто есть этот Василий Ивановишш?
Константин с досадой махнул рукой, чего в невесомости, конечно, делать никак не следовало, и тут же оказался перевернутым на сто восемьдесят градусов, то есть вниз головой. От дальнейших акробатических этюдов его спас собеседник, Джерри Ларкинс, астронавт НАСА, ловко перехватив кувыркающегося товарища за штанину.
– Спасибо…
– Не стоит благодарности, Костья… Так кто есть этот Василий Ивановишш?..
– Василий Иванович, Джерри, – вмешался в разговор невидимый из «кают-компании» Стас Старицкий, копавшийся в развороченном, словно в него только что угодил фугасный снаряд, приборе, – это наш национальный герой. Участник гражданской войны. Погиб в одна тысяча девятьсот девятнадцатом году, а фамилия его – Чапаев.
– Вау! Но потшему вы рассказывай про него joke… Шутка?
– Анекдот, – утвердительно покивал Стас, предварительно «зафиксировавшись» на неподвижном основании.
– Но потшему?..
Костя задумался, запустив пятерню в свою роскошную шевелюру, здесь, в состоянии невесомости, вечно стоявшую дыбом. Из своего перевернутого положения в привычное он возвращаться, судя по всему, совсем не собирался. Хотя, кому привычное, а кому и нет: кто может поручиться, что как раз сейчас именно он не занимал правильное?
– Это наш национальный обычай, Джерри, – снова пришел на выручку товарищу Стас, на секунду выставив из-за нагромождения серебристых корпусов смеющуюся физиономию.
В отличие от соотечественника, он был пострижен очень коротко, что в сочетании с на редкость грубо вылепленным лицом чаще всего заставляло любого собеседника усомниться в его двух высших образованиях и кандидатской степени. Атлетическое сложение и заскорузлые ладони молотобойца интеллигентности командиру двенадцатой экспедиции на МКС[1] отнюдь не добавляли. Равно, как и низкий, хриплый и грубый голос, подходящий, скорее, какому-нибудь геологу или моряку, чем космонавту. И тем не менее, Станислав Валентинович Старицкий был именно космонавтом, дважды героем России (первый раз еще СССР), совершавшим сегодня, 4 июля 200… года свой четвертый орбитальный полет. Да, да, четвертое июля, День Независимости США, который по традиции, благо, что на борту станции всегда присутствовал американский гражданин, решено было отметить вечером небольшим банкетом (конечно же без спиртного… разве что самую чуточку) и теперь все пребывали в сладостном предвкушении.
Всего экипаж огромной конструкции, несшейся по орбите над сине-бело-пестрым шаром, состоял из трех человек: самого командира Старицкого, совершавшего свой второй полет космонавта-исследователя Константина Валежникова и астронавта НАСА, Джереми Т. Ларкинса, полковника ВВС США и рекордсмена по полетам среди экипажа станции – он побывал в космосе уже пять раз.
Несмотря на возраст и свой космический стаж, старожилом орбиты он, увы не являлся, а по сравнению со своими русскими коллегами, чей суммарный налет составлял без малого тысячу дней (шестьсот тридцать восемь дней у Старицкого и двести восемьдесят восемь у Валежникова), вообще чувствовал себя едва ли не новичком, так как за все предыдущие полеты провел в космосе меньше, чем за этот – всего семьдесят шесть суток. Что делать, если до сего момента ему доверяли всего лишь выводить на орбиту многотонные махины «Шаттлов»!
Покровительственное отношение двадцатидевятилетнего Костика, годившегося в сыновья, старого вояку (осенью Джерри стукнет пятьдесят четыре года и, вероятно, это его последний вояж за пределы атмосферы), совершенно не раздражало. Парень он был дельный, специалист хороший, в чем не раз была возможность убедиться, а что до подначек… Ларкинс усмехнулся, вспоминая себя в его годы…
