В ночь на третье января ровно в половине пятого пронизанную глубочайшей скорбью тишь квартиры номер пятнадцать по улице Коминтерна города Лопушанска оборвала настойчивая трель телефона. Вырванная из наконец достигнутой обилием принятого снотворного полудрёмы Полина Ермолаевна села в кровати и принялась шарить вокруг в поисках мобильного. Потом, с трудом сообразив, что верезжит стационарный аппарат, она зажгла на прикроватной тумбе лампу с бахромой, ёжась от проникавшего через приоткрытую форточку морозного воздуха, влезла в любимый махровый халат, сунула ступни в остывшие замшевые тапки с меховой оторочкой и прошлёпала на ватных ногах в тускло освещённый ночником коридор.
– Алло, – голос хозяйки был слаб и тревожен.
– Гражданка Кузяева? – барабанная перепонка левого уха встрепенулась от молоденького баритона.
– Она самая.
– Капитан Наседкин из второго отделения беспокоит, вы давеча к нам приходили… Простите, если нарушил ваш сон: я подумал, вам чем скорее узнать, тем лучше. Так вот, значит, нашли супруга вашего. По крайней мере, по приметам похож. На лавочке в парке сидел. Вроде, жив-здоров, слава богу. Только, говорит, не помнит ничего. Мы пока его в больничку определили. За мостом… Знаете? Утром сможете навестить. Спокойной ночи!
Слов благодарности полицейский дожидаться не стал и оперативно прервал связь. Женщина тем временем на радостях перекрестилась.
За два дня до Нового Года Святослав Ильич пробудился в приподнятом настроении: немногочисленному коллективу студии «Прекрасное мгновенье», где он с младых ногтей и огоньком фотографировал горожан на документы, предстоял вечерний поход в ресторан за счёт работодателя. Со стороны последнего это был, пожалуй, жест отчаяния, ибо подсказанная за скромное вознаграждение заезжими маркетологами услуга «Портфолио на любой вкус» в силу слабой подкованности аборигенов в семантике так и осталась невостребованной, а поступления от традиционных услуг в местности, где смертность радикально превышала рождаемость, перестали поспевать за расходами.
Мужчина потянул затёкшие в ночи члены, зевнул во весь рот и в предвкушении бесплатного банкета нежно облобызал чело верной супруги Полины Ермолаевны.
– Ты чего так рано? – всполошилась жена.
– Почему рано? Нормально. Пока то да сё… Ты спи давай.
– Ага, – женщина благодарно отвернулась к стене и тотчас засопела.
Главе семейства Кузяевых в прошлом месяце исполнилось сорок лет, что по местным меркам считалось солидным: не старик ещё, конечно, но уже матёрый дядька со сформировавшимися ценностями и привычками.
Ценностей у Святослава Ильича имелось аж пять. Они достались ему в наследство от почивших родителей и включали апартаменты в бывшем доходном доме раскулаченного купца Фадея Петрищева, гараж за железной дорогой, трофейный фотоаппарат «Карл Цейс» в комплекте со сменным объективом для съемки панорамных видов, коллекцию монет стран Совета экономической взаимопомощи и бронзовый бюстик Сталина руки известной в области скульпторши Ляли Бронштейн, расстрелянной в пятьдесят третьем почему-то по делу врачей-вредителей.
А вот укоренившихся привычек по ходу жизни странным образом завелась лишь жалкая пара: тужась и попыхивая цигаркой, вдумчиво листать в сортире «Парламентский Вестник» и, осыпая законную супругу скабрезностями, шлёпать родимую по заднице ладошкой во время срамных утех.
Их с Полиной Ермолаевной женитьба была предрешена много раньше дня бракосочетания: он полюбил её сызмальства, дёргая за русые косички на переменах и поднося до дома набитый канцелярскими принадлежностями ранец. Она отвечала взаимностью, предоставляя для списывания домашние задания и отвергая ухаживания других.
