Пытаюсь сконцентрироваться на тексте, но шум в аудитории не даёт
сосредоточиться, буквы просто плывут.
Громко цокаю и раздражённо оборачиваюсь на источник гама.
Бесят!
Мои беззаботные одногруппницы громко хохочут и заигрывают с
тестостероновыми восточными самцами, которых в этой академии
полно.
Эта категория парней купается здесь во внимании и цены себе в
базарный день не знает.
Возможно, я голодная, не успела позавтракать, но меня невыносимо
раздражает этот детский сад. Они ещё и швыряются всякой фигнёй друг
в друга.
Детям девятнадцать лет. М-да…
Делаю вдох и выдох и устремляю свой взгляд обратно в учебник.
Сегодня первая пара по государственным и муниципальным финансам у
профессора Стрешинского, благодаря которому меня перевели из
орловского филиала в Москву.
В прошлом семестре я прошла отбор на участие во всероссийской
конференции, моим куратором был этот преподаватель, и по завершению
меня перевели.
Я безмерно благодарна за такую возможность и не хочу его сегодня
разочаровать, а потому уже практически наизусть вызубрила всю
первую главу учебника.
Вчитываюсь в предложения, укладываю в голове материал, провожу
аналогии, строю в голове примеры, если вдруг меня спросят, и вдруг
с громким хлопком мне на учебник падает член под дикий ржач тех
парней.
Бледно-розовый. Силиконовый. Мерзкий. Подрагивающий. Член.
Не успеваю я возмутиться, как на автомате хватаю это
непотребство и отбрасываю.
Всё происходит как в замедленной съёмке…
Похабная игрушка летит в сторону кафедры, в этот момент в аудиторию
входит преподаватель, а неприличный предмет попадает прямиком в
интерактивную доску.
Упс.
Прикрываю глаза, боюсь смотреть на результат своего содеянного.
Жмурюсь так сильно, что голова начинает болеть.
Понимаю, что в аудитории сейчас оглушительная тишина.
И в этой тишине я слышу свой бешеный пульс. Наверное, он перевалил
за двести ударов.
Ощущение, что сердце сейчас выпрыгнет.
— Овсянникова! Ты? — Слышу истеричный вскрик профессора и медленно
раскрываю веки.
Он красный, как томат, лоб покрылся испариной.
Я два месяца дистанционно присутствовала на его семинарах и таким
его ещё не видела.
— Сергей Иванович, я объясню!
Смотрю, как профессор медленно нагибается за игрушкой, и мой взгляд
падает на доску.
Оу, чёрт…
Экран в пикселях. Я его разбила…
И что я объясню? Это конец…
— Не мне! Колесникову! В деканат! Срочно! — выплёвывает
препод.
На ватных ногах встаю из-за парты, трясущимися руками собираю
принадлежности, судорожно убираю в сумку и спускаюсь на выход.
Сергей Иванович что-то выкрикивает. Я не слышу, у меня в ушах гул.
Только вижу его разъярённую мимику и как гигантский член трясётся в
его руках. Он им грозит и мне, и всем одногруппникам.
Еле спускаюсь по порожкам, ноги подкашиваются.
— Вопиющий случай, — истошно кричит препод, когда я подхожу к
нему ближе, и трясёт игрушечным органом перед моим носом.
Я смотрю на него и понимаю, что мне хана.
Вблизи рассматриваю доску, она совершенно точно не подлежит
восстановлению. Это конец. Мне конец…
А он всё кричит и кричит. Слюни разлетаются по всей аудитории.
Гадость.
Как по закону подлости в аудиторию заходит Эльдар Авербах.
Разве можно было опозориться ещё сильнее?
Смеряет нас с преподом надменным взглядом из-под своих густых
чёрных ресниц и останавливается в шаге от меня, обдавая ароматом
явно очень дорогого парфюма.
— Я могу пройти? Что-то случилось? — спрашивает таким тоном
одногруппник, будто он здесь ректор.
— Случилось! — размахивает фаллосом Сергей Иванович теперь уже
перед его носом, а затем указывает им же на доску. — Вопиющий
случай! Ещё и доску разбили. Проходите, мы в деканат.
Чувствую, как меня прожигает чёрный жгучий взгляд, но проверить
не решаюсь.
