– Алевтина Васильевна, зайдите в третью палату!
В дверях ординаторской стояла дежурная сестра Светлана.
– Я уже закончила дежурство…
В голове у Али стучали тысячи молоточков, перед глазами стояла мутная пелена, сквозь которую едва угадывались очертания монументальной дежурной сестры. Сутки сегодня выдались тяжелые, Алю неоднократно вызывали в приемный покой, и в отделении больные беспокоились, так что поспать удалось совсем немного.
Сейчас в голове не было никаких желаний, кроме одного: лечь спать и не просыпаться до вечера. Ну, хотя бы до обеда.
– Зайдите в третью палату, там Тарасов… – не отставала Светлана.
– Тарасов? – вскинулась Аля. – Почему Тарасов в третьей?
Тарасов был чудный старичок, Аля его вела после операции. Он никогда не капризничал, безропотно соглашался на все процедуры, не болтал попусту, не третировал медперсонал, не жаловался заведующему отделением, в общем, о таком больном можно было только мечтать. И вроде бы все у него шло хорошо, хотя операция была тяжелая.
– Перевели его в третью, я вам не говорила? – Светлана, видно, тоже после дежурства, медленно тянула слова. – Ему лучше стало, вот заведующий и распорядился, а теперь…
Аля потрясла головой, чтобы избавиться от молоточков, теперь в ушах настырно гудел голос Светланы.
– Как-то он мне не нравится. Глаза закатывает, дышит с трудом…
– Где все-то? – спросила Аля, обрадовавшись, что не успела снять форму. – Уже девять часов, пора бы и за работу!
– А они все на конференции у зав отделения, сегодня же вторник…
– Ладно, идемте!
Дедушка Тарасов и правда был нехорош. Его серое лицо, под цвет больничных простыней, было запрокинуто, глаза незряче смотрели в потолок.
– Анатолий Сергеевич! – Аля взяла его за руку.
Пульс был слабый и неровный. Старик с трудом перевел глаза на нее и пошевелил губами, очевидно, хотел улыбнуться, но не получилось. Белки глаз у него были красные, нос заострился.
Не отпуская его руку, Аля шепотом дала Светлане наставления: столько-то кубиков того, столько другого, и как можно быстрее.
Светлана вынесла свое крупное тело в коридор, а там уж побежала на пост, громко топая.
Тарасов закатил глаза и затих. В двухместной палате было тихо и душно.
– Анатолий Сергеевич! – всполошилась Аля. – Не пропадайте, нам с вами еще многое предстоит сделать!
Это он так всегда шутил, поскольку ему предстояло еще несколько операций, так что он говорил, что она не скоро от него избавится.
Наконец подоспела Света со шприцем. Аля отошла от кровати Тарасова к окну.
– Ну вот, ну вот… – приговаривала сестра, – сейчас нам станет лучше…
– Вам и так хорошо, – сказал старик довольно твердым голосом, – вон какая красавица.
При этом он скосил глаза на Алю и явственно ей подмигнул. Похоже, что и правда ему стало лучше.
Аля снова взяла его за руку, пульс был почти нормальный.
– Дорогая… – он коснулся ее руки, – идите домой, у вас утомленный вид. Я очень сожалею, что задержал вас.
Нет, все-таки замечательный старик, уникальный, все бы такие больные были!
– И правда, идите, Алевтина Васильевна, я тут побуду, – сказала Светлана.
– Ну, ведите себя хорошо! – Аля погладила старика по худому плечу и пошла к выходу.
Уже в дверях она бросила взгляд на соседнюю койку.
На ней лежал спящий мужчина.
Сердце Алевтины пропустило один удар…
Эти впалые виски, скошенный подбородок, тройная морщина на лбу, напоминающая букву «Ш»… и бледный кривой полумесяц шрама на левой щеке…
Нет, такого сходства не может быть!
Но это никак не может быть тот самый человек…
Алевтина провалилась в прошлое. Словно не было двадцати лет, отделявших ее, компетентного, уважаемого врача, от одинокой растерянной девчонки, жмущейся к гаснущему костру и бросающей испуганные взгляды то на прибрежные заросли, то на лежащее на траве бездыханное тело…
