Песок.
Везде был песок.
Бесстыдно хватал за голые щиколотки, прятался в мельчайших
складках кожи, многословно шуршал в ответ на каждый мой шаг, будто
просил притормозить, замедлиться, остановиться, и тогда он
расскажет свои самые страшные тайны. Но сегодня мне не было дела до
древних легенд и пророчеств, и я мчалась дальше по едва заметной в
ночи лесной тропке, взбивая кедами сверкающие облачка кварцевой
муки.
Пригнулась под низкой веткой, перепрыгнула через овражек,
обогнула раскидистый куст ежевики и прищурилась, когда прорвавшийся
сквозь кроны сосен лунный свет пощекотал ресницы. За последние два
месяца я выучила эту тропинку так хорошо, что могла бы пройти по
ней с закрытыми глазами.
Деревья расступились, на опушке показался старый дом фахверковой
конструкции, а я затормозила, скользнув подошвами по песку, и
упёрлась ладонями в колени, чтобы восстановить дыхание. На первом
этаже горел свет, в густой ночной тишине было слышно, как работает
телевизор, и тонкая занавеска вырвалась из кухонного окна на
свободу и теперь грациозно танцевала на ветру.
Скрипнула дверь, на крыльце появилась мужская фигура, и губы
сами расплылись в улыбке, но я тут же метнулась за дерево и
обхватила ствол руками, жадно ловя глазами каждое движение. Он
постоял немного, оглядываясь, потом спрыгнул с крыльца, пересёк
двор, раздвинул пару досок в заборе, пролез в щель и ступил в
таинственный ночной лес. Я нетерпеливо впилась пальцами в кору,
дожидаясь, когда он поравняется со мной, а потом выскочила из-за
дерева с крайне зловещим и совершенно дурацким:
– Бу!
Он даже не вздрогнул. Схватил меня за свитер, притянул к себе и
сообщил:
– Я тебя ещё с крыльца заметил.
Я хихикнула и тут же закинула руки ему на шею, запрокинула
голову, позволяя пшеничной луне и сланцевым теням выписывать на
лице узоры.
– Напомни, сколько раз я тебе говорил не ходить по лесу ночью,
непослушная ты девчонка?
– Сто!
– А сколько надо, чтобы сработало?
– Сто один, но сегодня не считается, – азартно сторговалась я. –
Да и что может случиться?
– Встретишь кого-нибудь. Кабана, например. Скажешь ему «Бу»?
Он старался звучать строго и серьёзно, забавно хмурил брови, а
оттого казался мне ещё милее, и я окончательно повисла на его шее,
крутила головой и заглядывала в глаза так, будто я котик, которого
вот уже много-много часов не гладили.
– Мой Илюха – голова, два уха, – промурлыкала я, и он сдался,
усмехнулся и игриво куснул меня за нос. – И потом, кабана я сегодня
уже встречала – утром, около дома. Ну, попялились друг на друга, он
испугался похлеще меня и смылся. А мне нужно срочно кое-что тебе
показать!
– Так срочно, что не могла подождать пятнадцать минут, пока я
сам до тебя дойду?
– Вообще не могла! – Я наконец-то слезла с его шеи и,
возбуждённо подпрыгивая, схватила за руку и потянула за собой. –
Она там, у магазина. Давай бегом?
– Давай, – согласился Илья, подхватил меня и ловко закинул на
плечо, песок колючей изморосью ударил по ногам, а я коротко
взвизгнула, окончательно распугивая сов и белок.
Мы вернулись в посёлок по той же лесной тропке, где-то по пути
я, конечно, вынудила его поставить меня на землю, шаловливо
пощипывая за все части тела, до которых могла дотянуться. Обгоняя
друг друга, толкаясь и ластясь, мы добрались-таки до площадки у
магазина, где в золотистом свете фонаря стояла она – «копейка».
Моя славная тётушка обзавелась ей ещё весной, планируя эффектно
разъезжать по деревне – и чтоб шёлковый платочек из открытого окна.
Стремясь поддержать тётю в желании без нужды эпатировать публику, я
всё лето училась на «копейке» водить, застревая на песчаных
просеках и борясь с рычагом переключения передач. И сегодня, пока
Илья был занят своими важными мужскими делами, я взялась её
расписать, и теперь на капоте красовались диковинные цветы, из
багажника выглядывали несуществующие животные, а я страшно собой
гордилась.
