Мирослава
— Вы понимаете, что Вас обвиняют в
хищении огромной суммы? И, поверьте, против человека, выдвинувшего
обвинения, шансов у вас нет.
Следователь — довольно молодой
мужчина с глубоким внимательным взглядом, говорил негромко, и от
этого мне было ещё страшнее.
— Я не брала эти деньги, — уже в
который раз тщетно повторила я. — Поймите, не брала!
Следователь не ответил. Только в
глазах его отразилось сожаление.
— Я бы хотел помочь Вам, Мирослава.
Но это не в моих силах. Лучше всего будет, если Вы признаетесь.
Поймите, вам грозит реальный срок. Причём достаточно большой.
— У меня нет денег! — уже с нотками
истерики. — Я понятия не имею, откуда всё это взялось! Почему я
должна что-то писать, если ничего не сделала?!
— Потому что факты — вещь упрямая. А
факты говорят против Вас, — он взял лежащую на краю стола папку с
документами и, вытащив несколько листов, положил передо мной. — Это
Ваша подпись.
Я смотрела на бумаги, а в голове так
и мутнело. Моя. Подпись действительно была моей, только это ничего
не меняло. Я не имела к пропаже денег Якова Серебрякова никакого
отношения. И сам Серебряков… Сам Серебряков прекрасно знал об
этом.
— Вы работаете у Якова
Константиновича всего несколько месяцев, — продолжил следователь. —
Вы получили хорошую должность в его компании, не имея при этом
опыта работы, что, как я успел понять, сделать невозможно. Но Вам
это как-то удалось.
Я подняла взгляд. О том, как я
попала к Якову, ему лучше было не знать.
Поняв, что рассказывать я ничего не
собираюсь, следователь встал и открыл дверь. Я последовала за ним.
В его же сопровождении прошла по коридору, свернула в другой. В
замке лязгнул ключ.
— Советую Вам, Мирослава, как
следует подумать, — войдя со мной в камеру, выговорил он и
обратился к сидящей на шконке девушке: — Афанасьева, пройдёмте.
Нерешительно она встала, глянула на
меня, как будто искала помощи или поддержки. Только чем я могла ей
помочь, если моя собственная жизнь катилась под откос?
Дверь с металлическим лязгом
закрылась, и я, не чувствуя ног, подошла к узкой шконке и тяжело
опустилась на неё.
— Боже, — с тихим стоном запустила
пальцы в волосы. Закрыла глаза и просидела так с минуту. До тех
пор, пока вновь не услышала звук приближающихся шагов, а следом за
ним — звук повернувшегося в замке ключа.
Подняла веки и забыла, что нужно
дышать. В дверном проёме, заслоняя собой свет из коридора, стоял
Яков Серебряков.
Высокий, крепкий, он буквально занял
собой всё пространство, но дело было даже не во внешности. Харизма
и исходящая от него энергия буквально подавляли, лишали воли.
Закрыв дверь, он прошёл вглубь
камеры и остановился напротив меня.
— Я тебя предупреждал, Мирослава, —
посмотрел сверху вниз.
Чтобы не выглядеть совсем жалкой, я
встала. Только это не помогло — я по-прежнему чувствовала себя
загнанной в угол.
— Как ты мог? — бросилась к нему,
но, наткнувшись на предупреждающий взгляд, остановилась в шаге. —
Это грязно. Слишком грязно даже для тебя, Серебряков!
— С чего ты взяла, девочка? —
обхватил за шею и подтянул к себе. Пальцами погладил вдоль
позвонков, всё сильнее заставляя меня чувствовать собственную
беспомощность. — Ты понятия не имеешь, на что я способен ради
достижения цели, — вкрадчиво, опаляя дыханием.
Я упёрлась ему в грудь, забилась,
пытаясь оттолкнуть. Он сжал мою шею сильнее. Уголок его рта
дёрнулся в пренебрежении.
— Я сказал тебе, что всё равно будет
так, как хочу я. По-хорошему или по-плохому, но ты будешь моей.
По-хорошему ты не захотела. Что же… Тебе светит срок, девочка. И
только я могу решить твою проблему.
— Я ничего не крала, и тебе это
известно!
— Факты, Мира, говорят против тебя,
— почти те же слова, что сказал следователь. Только Яков, в отличие
от него, отлично знал, откуда взялись эти факты и что они —
ложь.
