Часть I. Quercus robur
Глава 1
За мной кто-то идёт.
Это не монотонный шёпот голых ветвей, не глухое эхо моих
собственных шагов, а чья-то чужая, незнакомая, тяжёлая поступь по
хрустящему снегу. Ночь скрадывает краски, но превращает все звуки в
набат.
Меня преследуют.
Чуть ослабляю узел шарфа и стягиваю с головы шапку, чтобы не
пропустить ни шороха. Задерживаю дыхание и осторожно, очень
медленно оборачиваюсь через плечо.
Метрах в ста позади меня фигура – высокая, мужская, в
чёрном.
Следующий вздох тут же обжигает морозом лёгкие. Запихиваю шапку
в сумку и испуганно смотрю вперёд.
Ночью по пустынной улице спального района за мной кто-то
идёт.
.
Сколько себя помню, я никогда не праздновала Новый год. Не
хотела. Вместо бестолковой суеты и ночных бдений я предпочитала
проводить тридцать первое декабря дома в уютной компании самой
себя: валяться в кровати до обеда, читать, варить бесконечные чашки
кофе, щуриться от брызг сока спелых мандаринов. А потом в точно
таком же режиме начинать и следующий год.
Сегодня всё шло по плану, и я как раз проводила неторопливый,
наполненный приятным бездельем день – то есть слушала литературный
подкаст и выщипывала брови, – когда телефон разорвался десятком
заискивающих, требовательных и даже угрожающих сообщений от
Соньки.
С Сонькой мы дружили уже лет сто. Вместе учились в университете,
вместе устраивались на первые подработки и ездили на первые моря,
вместе вляпывались в истории, выбирались из них и громко ржали
после. Она была самой лучшей подругой на свете, и я порой
удивлялась, чем я вообще заслужила такую дружбу, которую не
ослабило даже Сонькино замужество, – хотя я и не уставала
повторять, что это величайшая ошибка в её жизни и на самом деле она
должна была выйти замуж за меня, ведь мы же созданы друг для друга.
Сонька традиционно отвечала, что разводы в нашей стране пока не
запрещены – мол, не переживай, успеется. И бросала ласковый взгляд
на своего бородатого Матвея.
Сонька жаждала меня в гости: у неё подарок, ёлка, гирлянда,
много шампанского, Матвей на кухне строгает салаты, а диван манит.
Я чуть-чуть поломалась для вида, у меня же вроде как планы ничего
не делать, ну и ещё мы договаривались, что никаких подарков. Но
потом сдалась, сходила в трёхминутный душ, натянула непраздничные
джинсы, шерстяной свитер поверх домашней тельняшки, запустила
робот-пылесос собрать пыль уходящего года и отправилась к
Соньке.
А Сонькин диван – самое коварное место на свете. Чёрная дыра.
Вот ты села и взяла первый бокал шампанского, а потом щёлк – и
прошло пять часов, вы перемыли косточки всем знакомым, обсудили
вероятность акантокератодермии[1] у тоскующей по загару Соньки,
похрустели остывшей картошкой фри с кетчупом, поделились планами на
следующий год, десять раз выпили за уходящий, и ты уже пьяная
дурочка.
Сонька вручила мне ананас, болтала что-то про витамины,
предлагала остаться, традиционно пропустить мимо ушей речь
президента, ещё немножечко выпить и уехать кататься по центру, но я
была непреклонна. Я встречаю Новый год в одиночестве.
Около одиннадцати я вызвала такси, попрощалась с ребятами,
обмоталась шарфом и вышла на улицу. Потопталась у подъезда
несколько минут, выветривая хмель, пока не получила сообщение, что
машина не найдена, извините. Чёртова новогодняя ночь. Я направилась
к остановке и даже некоторое время упрямо вглядывалась в черноту
дороги, но улица была совершенно пуста. Видимо, тот самый тёмный
час перед рассветом, когда весь транспорт в городе замер, но совсем
скоро оживёт – по конским тарифам.
Оставалось идти пешком. В этом не было ничего непосильного:
Сонька жила всего в двух автобусных остановках от меня – километра
полтора, не больше, – и я сотню раз за то время, как они с Матвеем
ввязались в ипотеку и переехали сюда, преодолевала этот путь в
разные стороны в разное время суток и в разном состоянии. Двадцать
минут максимум.