1999 год
В распахнутое обветшалое окно
городского суда ворвался знойный ветерок. За высокими стенами
здания было прохладно, даже скорее свежо и эти теплые порывы
воздуха приятно осели на коже, зашевелили летным трикотажным
сарафаном, запутались в густых каштановых волосах, сорвали с губ
горестный вздох и понеслись дальше.
— Адвокат не дал надежду, —
промолвил отец, ожидавший заседания суда вместе со мной.
Натруженная ладонь потянулась ко лбу, и собрала капли пота. Не
смотря на царящую прохладу, я чувствовала, что он начинает
задыхаться. — Он сказал, что сделает всё возможное, но нам стоит
быть готовыми ко всему. У меня совсем нет денег на профессиональную
защиту. Да и что она даст?! — с горечью махнул рукой, высказывая
этим самым бесполезность затеи. — Всё против него. Всё!!! Чем он
думал? — сжал кулаки, пытаясь справиться с разбитыми надеждами. —
Чем думал твой брат, употребляя эту гадость?
Я опустила голову, не имея ответа на
данный вопрос. У самой сердце обливалось от мысли, что Данька может
сесть на двенадцать лет. На целых долбанных двенадцать лет!!! И
свидетель, что оказался неподалеку от аварии указывал именно на
него. А я не верила. Не мог он сбить человека на пешеходном
переходе на смерть. Не мог… Да он за все свои двадцать два года и
комара не убил, не то, что человека. До защиты дипломного проекта
остались сущие пустяки – две недели и тут…
— За что нам такое? Никак не пойму,
— продолжал причитать отец, а я стояла и не знала, как в такой
ситуации огорошить ещё и новостью о своем увольнении.
— А что за свидетель? —
поинтересовалась вполголоса, не желая привлекать ещё больше
внимания. И так все злобно зыркали в их сторону. Особенно родители
погибшего парня. — Есть информация кто такой?
— Нет. Его прячут. Но на допросе
среди всей четверки он указал именно на Даню.
— Не верю я. Вот не верю и всё. Не
могу смириться, — разозлилась, позабыв о том, что они не одни в
коридоре.
Папа устало прислонился к стене. Что
толку причитать, когда жизнь его сына шла под откос и он,
техник-технолог на кразовском заводе, самый обыкновенный смертный,
не имеющий ни влиятельных друзей, ни внушительных денежных запасов
ничем не мог помочь. Вчера сказал, что где-то он допустил ошибку,
оступился, возможно, незаслуженно кого-то обидел, перешёл дорогу,
потому что хоть убейте, не мог понять, почему так. Сначала жена.
Теперь и Данька. Думал, со мной намучается в старости. С детства
росла сорвиголовой, со своеобразными взглядами на мир. Бунтарка.
Другое дело брат: спокойный, послушный.
Все его эмоции считывала мгновенно.
Больше всего пугало его затравленное выражение и опустошённый
взгляд таких же, как и у меня, серо-зелёных глаз. Лишь бы выстоял,
не слег в больницу. Не стоило ему приезжать. Зрелище не для
слабонервных, тем более, после перенесенного сердечного
приступа.
Но если мне и отцу так хреново, то,
каково тогда брату? Даже страшно представить. Эта неделя вылилась в
один общий, бесконечный кошмар и та самая малая надежда, дающая
силы каждое утро просыпаться, умываться, чистить зубы, завтракать
именно сейчас бесследно испарилась. Когда вчера вечером позвонил
Тарановский и по секрету поведал, что объявился свидетель – вот
тогда она поняла, что всё… трындец.
… В зале суда присутствовало не так
уж и много: так называемые «друзья» Дани попрятались в загородных
дачах своих влиятельных родителей и их интересы представляли
мордатые адвокаты; со стороны брата – только мы, не считая бледного
адвоката, чем-то напоминавшего кота Леопольда и родственники
погибшего парня. Заседание было закрытым. Хорошо это или плохо, я
не знала, но постоянно чувствовала на себе пристальные, ненавистные
взгляды, от которых хотелось провалиться сквозь землю.
