Высотное каменное здание переполняла прекрасная мелодия,
совершенное звучание различных инструментов в полной тишине зала.
Все это результат работы музыкантов, которые удивительно ловко
управляли тем, что было у них в руках.
Огромный концертный зал, где все это происходило, поражал своей
помпезностью: слишком много позолоты на стенах с лепниной и
старинной росписью, большое количество свисающих с высотного
потолка золотых люстр, светящихся без лампочек.
Оборудован зал был не просто сиденьями, а мягкими удобными
креслами, в которых в эти минуты утопали приглашенные гости,
преимущественно мужчины и женщины, блестящие от усилий стилистов
как картинки.
По обеим сторонам этого чрезвычайно впечатляющего своими
размерами помещения, на значительной высоте, торчало по три
балкона, которые чередовались с окнами овальной формы. Через те
узкие, но только относительно своей ширины, окна светили яркие
лучики утреннего солнца, причем не зависимо от времени суток.
Широкая сцена, открытая как на ладони, была просто переполнена
музыкальными инструментами и теми, кто ими управлял. Всё то, что
сейчас слышали зрители, было работой нескольких десятков пар рук и
двадцати пяти ртов, и надо сказать, что это у них очень хорошо
получалось.
"Пам-пам, пам-пам-пам-пам-пам-пам-пам пабап пам". Прекрасная
музыка неслась над головами присутствующих, и некоторые даже
наслаждались ею, хотя таких при той наполненности помещения было не
много.
Первым и самым главным слушателем концерта был седовласый
Руапольд, большой поклонник музыки, ведь, несмотря на преклонный
возраст, у него все еще был прекрасный слух. Именно он здесь все
устроил - пригласил гостей, подобрал программу вечера и главное
следил за работой музыкантов. Те не разочаровывали, одновременно
как по команде подпрыгивали смычки и в унисон затягивали
флейты.
Сегодня был день рождения Руапольда, а поскольку он был в
местном сообществе главным, то никто открыто не мог выразить своего
презрения к такому времяпрепровождению, или сказать хоть слово не в
пользу симфонической музыки. Многие сидели и слушали, но по большей
части без улыбки, у многих среди них были немного другие вкусы и
интересы.
В зале находилась особая публика, яркая и пестрая, все они были
настолько богаты, что это понятие потеряло свой смысл, ведь у них
было все. Меха, золото, драгоценные камни, все перемешалось с
блеском платьев и сдержанностью черного и белого.
Руапольд неожиданно и сам стал серьезным, он недовольно хмыкнул
и попытался изобразить улыбку, ведь с высоты своего кресла, а оно
было чуть выше остальных, обратил внимание на одного из мальчишек
семьи Дорис. Тот явно находился в другом месте, судя по движениям и
содроганиям тела, он пытался пройти сквозь джунгли или пробирался
сквозь чащу чего-то другого.
- Папа, не стоит, - с ударением на первом слове обратилась к
нему дама в красном. И, как ни странно, такие тихие слова оказались
очень убедительными для Руапольда. Хотя он никогда и никого не
слушал, но только не в случае, если это касалось его дочери, и
особенно в моменты, когда она готовилась взять в руки свою
скрипку.
В следующей музыкальной композиции участвовала Белинда,
шестидесяти восьмилетняя дочь Руапольда, красивая и умная, а самое
главное - единственная из окружения старика, кто не побоялся
учиться играть на музыкальных инструментах.
На Белинде было ярко красное платье с блестками, она только
сверкнула ими, как сразу же оказалась третьей в четвертом ряду
скрипачей. Вместо радости, или хотя бы обычного интереса, у
зрителей в зале на лицах отразилось недовольство или даже страх. Но
не у всех, а только у тех, кто пытался контролировать ситуацию, не
переходя окончательно в другую реальность.
