Лучи солнца проникали в комнату сквозь закрытое окно столовой, отражались от спящего в старинном серванте хрусталя и освещали помещение даже ярче простенькой люстры с парой торчащих из нее в разные стороны лампочек, как поломанных цветочных стеблей. Несколько монотонных шкафов ютились у стен, покрытых строгим узором обоев, сдавливавшим пространство широкими линиями и зигзагами насыщенного серого цвета. Напротив окна, в побледневшей от солнечного света дальней части комнаты узор достаточно сильно выцвел, за исключением прямоугольного участка стены, где, видимо, раньше стоял еще один шкаф. Если бы не давящий орнамент обоев, помещение показалось бы свободным, даже полупустым. Перед окном стоял цветной ламповый телевизор, показывавший с помехами научно-популярное шоу с двумя спорящими на какую-то тему экспертами, стоявшими по разные стороны от направляющего их диалог в нужное русло ведущего. Справа от слегка повернутого туда же телевизора, в самом темном углу комнаты стояло денежное дерево, а чуть ближе к прикрытой белой двери – большой синий диван с длинным ворсом, какой появляется на гладкой ткани спустя тысячи проведенных на нем вечеров. Прямо над вмятиной насиженного места, в граничащей с кухней стене располагалась маленькая черная дверца для передачи еды, чтобы не ходить каждый раз туда-обратно. В центре комнаты, под незаметно светящей в дополнение к яркому солнцу люстрой стоял темно-коричневый раздвижной обеденный стол, покрытый толстым слоем слегка поцарапанного лака. Из четырех расставленных полукругом стульев бежевого цвета два пустовали, на третьем лежала свернутая скатерть для семейных обедов, а на последнем сидел молодой человек с взъерошенными черными волосами в расстегнутой фиолетовой рубашке в клеточку поверх черной футболки. Худое, с прямыми чертами лицо выглядело совсем юным, но четкие линии глаз, аккуратный нос и тонкие губы создавали вид более мужественный, чем было на самом деле. Шоркая ремешком закрепленного на запястье циферблата, он писал авторучкой в тетради размашистым почерком, на скорую руку, не экономя места, так быстро, чтобы успевать за драматическим баритоном ведущего. Стол скрипел, а бумага шуршала при каждом переворачивании страницы, на полях расползалось пятно от пролившегося из миски с хлопьями молока. Парень иногда бросал ручку, съедал несколько ложек приготовленного наспех ужина, пока люди в телевизоре повторяли сказанное или отвлекались на бессмысленный спор. Затем, расплескивая молоко на старую, потасканную тетрадь, он продолжал записывать их слова.
– Вы прекрасно уводите разговор в сторону, – через помехи говорил седовласый эксперт за красной трибуной в левой части экрана, в расстегнутом пиджаке, с галстуком, в белой рубашке, – но давайте вернемся к радиоуглеродному анализу.
– А что с ним, с анализом? – понимая, к чему идет дело, перебил его оппонент за синей трибуной справа, одетый точно так же, только без галстука и с расстегнутой верхней пуговицей рубашки. – Разве это показатель? Бывают ведь чистые бомбы, совершенно не оставляющие следов.
– Послушайте, коллега, – отвечал первый. – Если бы причиной Великого разлома оказалась ядерная война или просто случайная атомная атака, неважно что, но с применением термоядерного оружия, как вы предположили, то любой анализ почвы показал бы радиоактивное заражение. Даже самое незначительное и безвредное для человека. Это я вам говорю как физик.
Второй эксперт пытался его перебить, но ведущий в сером полосатом костюме-тройке одернул его резким взмахом руки. Когда первый договорил, в студии повисла напряженная тишина, камера заметалась между лицами, а затем пошел дальний план. Хватило короткого молчания, чтобы экономящие эфирную сетку телевизионщики включили рекламу. Пошел ролик с новыми огромными телевизорами с плоским экраном, купить которые можно было в рассрочку или в кредит. Но насладиться чудным, насыщенным, как говорилось в слогане, изображением не удалось – все как на подбор показывали одну большую помеху. С подергивания лиц начался и следующий видеоролик, но парень не обращал никакого внимания на качество видеосигнала, внимательно записывая услышанное в тетрадь.
