В детстве я любил читать приключенческие романы, поэтому в школе мне понравилось изучать географию. Географию в школе нам преподавала спокойная и весьма упитанная женщина Людмила Петровна Вагнер, от которой никогда ничем не пахло, если не брать во внимание тонкий, едва уловимый аромат жареного лука. На Людмиле Петровне всегда было мягкое шерстяное платье шоколадного цвета. Она бесшумно прогуливалась по узкому проходу между парт и ровным голосом рассказывала нам о далеких странах. Её голос расслаблял и гипнотизировал, можно сказать, усыплял.
Людмила Петровна была многодетной матерью. Любовь к детям была у неё в крови, и это каким-то образом чувствовалось, передавалось нам, её ученикам. Например, она могла, прогуливаясь по классу, остановиться рядом со мной и, ничего не говоря, провести по моей голове своей теплой рукой. Как мама или как бабушка. Когда Людмила Петровна это делала, мне всегда было стыдно. Я уже не маленький. И вообще, что это за глупые ласки во время урока? Кому они нужны? Мне было бы легче, если бы она била линейкой по моим рукам, как учительница математики Эльвира Самойловна. Пусть будет больно, зато не стыдно. Тем более что Галя Полушкина могла всё это увидеть.
Я часто смотрел на Галю Полушкину с боку. Все смотрели на учителя, а я на Галю. Мне было тринадцать, ей четырнадцать. Она была на целый год старше меня и поэтому я считал её взрослой. Я не представлял Галю своей женой, не видел её близкой подругой, но мне почему-то было приятно на неё смотреть. Галя была девочка упитанная и краснощекая. Как раз таких женщин любил изображать на своих полотнах художник Кустодиев.
В лесном техникуме, куда я поступил после школы, мне было скучно. В техникуме все изучали таксацию и дендрологию, техническую механику и геодезию, а мне хотелось поскорее стать настоящим лесником. Взять в руки ружье и рано утром отправиться на охоту в ближний лес, когда яркое летнее солнце рисует на лесной тропинке синеватые тени от деревьев, а в низинах, густо заросших высоким папоротником, пахнет грибами.
У меня под носом в ту пору топорщились реденькие усы. На голове густой копной лежали темные кудри. Глаза смотрели весело и смело. Наверное поэтому, мои худые хохотушки сокурсницы иногда заинтересованно спрашивали:
– Скажи, Андрей, твоя мама не еврейка?
– Нет, – уверенно отвечал я, как будто принадлежность к этому древнему племени могла подорвать мою репутацию. Мне казалось, что я говорю им правду, а они почему-то не верили и, улыбаясь, хором советовали мне:
– Не ври. Не ври. Не ври. На твоем лице всё написано.
– Что написано? – обижался я.
– Всё. У тебя нос с горбинкой и кудри черные.
После техникума в лесотехническом институте, куда я по инерции поступил, мне тоже было скучно. Изучать там после лесного техникума было совершенно нечего. Всё казалось мне давно знакомым. Те же лекции, те же аудитории, зачеты и сессии два раза в год. Таксация, дендрология, геодезия. В какой-то момент у меня создалось впечатление, что жизнь повторяется. Пересекает знакомую местность второй раз. За окном снова были небольшие зелёные перелески, серые поля, да белые прослойки облаков в синем небе.
В институте мое внимание привлекла Ольга Рыбникова. Все смотрели на маститого преподавателя за кафедрой, который рассказывал о правилах закладки маточных питомников для лесных культур, а я смотрел на Ольгу. Ольга была полная русоволосая и спокойная девушка с голубыми глазами. Правда, с боку Ольга чем-то напоминала мне гипсовую статую колхозницы, расположенную в одном из скверов моего родного Красновятска. Но это Ольгу не портило, потому что с детства я уважал надежность и силу. К тому же, когда Ольга прогуливалась по институтскому коридору, а я смотрел на неё сзади, – я чувствовал себя молодым жеребцом, который от избытка силы на месте не может устоять.
