Лес осенний прозрачен, тих и по-своему красив. Даже пригородный, даже такой загаженный, как этот. Отдельные несознательные личности повадились сбрасывать тут разного рода бытовой мусор, отходы от ремонта, старую мебель, а лес всё равно живёт. Мы идём с Никиткой, хрустят сухие веточки под ногами и мягко проминается под подошвой толстый слой перепревшей хвои.
Выходим на просеку с опорами ЛЭП. Видимо, грунт на ней подравнивали бульдозером, иначе откуда здесь этот обрывчик?
В обрывчике – нора.
– Там бабайка? – спрашивает Никитка.
Я рассеянно смотрю на нору и отвечаю:
– Может быть.
– А она придет к нам домой? – продолжает спрашивать сын.
– Зачем она нам, – говорю я. Только бабайки нам не хватало.
– Пусть придет, – требует сын. Для своих неполных четырех лет он иногда бывает чрезмерно настойчив.
– Ладно, – говорю я. – Пусть приходит.
– Бабайка страшная?
– Страшная, – подтверждаю я.
– Нет, – говорит сын. – Она хорошая.
– Симпатичная? – спрашиваю.
– Да, – не раздумывая, подтверждает Никитка.
И мы идем дальше.
Странная нора, думаю я. Для бурундука великовата, для медведя маловата, барсуку, наверное, была бы в самый раз, но барсуки у нас, насколько я знаю, не водятся.
Вечером следующего дня в дверь постучали. Все бы ничего, да только это была дверь стола. Дверца, если быть точным. И стучали изнутри. Деликатно так.
– Кто там?
Не самый умный вопрос. «Это мы, карандаши». Конечно же, мне никто не ответил, и я уже почти убедил себя в том, что мне показалось, но тут в дверцу постучались снова. Бояться я не боялся. Как-то сложновато представить, что что-то может угрожать мне из тумбы моего собственного стола, но все-таки я колебался.
И тут постучали в третий раз.
И я открыл.
– Здравствуйте.
– Добрый день, – механически откликнулся я.
Больше всего оно походило на плюшевого медвежонка. Только живого, в очках и ростиком сантиметров так в тридцать-тридцать пять. Медвежонок-интеллигент смотрел на меня своими вооруженными оптикой глазами и молчал.
Жаль, что я не пью, подумалось мне, тогда бы я знал, каков диагноз. А так – что думать, на что надеяться?
– А вы, собственно…?
– Ох… – сказал медвежонок. – Простите, конечно же… Бабайка.
Тац! – щёлкнуло в моей голове.
– …из рода Бохолдэ. А где Никита?
– Никита в своей комнате, – машинально ответил я.
Бабайка, значит. Нет, не стоит думать, что я сошел с ума. Ничего мне такой подход не даст. И собственно, что я теряю? Поговорю с бабайкой, а там видно будет.
– Э-э-э… – начал я. – А, собственно, чему обязан?
Задним числом, меня самого удивила высокопарность моей речи, но и вы меня поймите – опыт разговоров с бабайками тогда отсутствовал у меня напрочь.
– Вы сами меня позвали, – сказала бабайка и спрыгнула на пол.
– Я позвал? – удивился я.
– Ну если быть точными, то позвал меня Никита, – сказала бабайка. – А вы не возражали.
Да… действительно не возражал. Бабайка шла по комнате, разглядывая книжные полки, и неторопливо говорила.
– А у вас действительно уютно. Такой милый, домашний беспорядок… о! Ленин! Не в каждом доме на полке стоит он, прямо скажем … Не переживайте, вы всё правильно сделали. Особенно Никита.
– А что сделал Никита? – спросил я.
– Он сказал, что я хороший. Это очень важная оговорка.
Тут бабайка остановилась, посмотрела на меня, и я обмер; всё вокруг стало большим, много больше, чем я. Мне показалось, что я заглянул в пасть, наполненную огромными, острыми как бритва зубами, в глубине которой клокотало что-то багровое. На моё счастье, длилось это недолго, и, когда я очухался, всё стало как прежде, и бабайка снова была похожа на медвежонка-интеллигента.
