Вирна Мэйс
Есть социопаты, есть социофобы, а есть я. Ни к первым, ни ко вторым я себя не отношу, но кое-что общее у нас определенно есть: мы в равной степени некомфортно чувствуем себя в обществе. Возможно, именно поэтому я была искренне счастлива, когда сидевшие по обе стороны от меня пассажирки сошли с платформы, и я осталась одна.
Подкладка под тканью давно истрепалась, и металлическая сидушка холодила пятую точку, но после смены в кафе, где я подрабатывала официанткой, ноги просто отказывались меня держать. Заведение, которое держит нистр Доггинс, относится к тому самому уровню забегаловок, где можно прилично перекусить по адекватной цене и назавтра не свалиться с пищевым отравлением. Именно поэтому очередь в него выстраивается со всего района, а мы с девчонками сбиваем ноги, чтобы обслужить все столы. Посетители долго не задерживаются, политика у Доггинса такая: пожрал – выметайся. Именно поэтому остановиться и передохнуть времени нет, ведь в Ландорхорне содержание собственной кухни обходится дороже средней ежемесячной зарплаты. С любой плитой, какую ни возьми, затраты на коммуналку такие, что проще питаться в элитном ресторане.
«Конечная», – высветилось на табло, и я, плотнее запахнув куртку, спрыгнула с платформы. Она ненадолго зависла над улицей, а после с тихим жужжанием поплыла обратно. Платформы – транспорт для низших слоев населения, или попросту говоря для тех, кому нечем платить за проезд. Это реально платформа, плавающая над улицами на аэроподушке, по центру несколько рядов скамеек, по бокам торчат поручни, за которые люди держатся в час пик. Есть еще крытые платформы, с бортиками, но за проезд в них нужно платить, а я совершенно точно знаю, куда мне деть заработанные в закусочной Доггинса деньги.
– Эге-е-ей, красотка! – донесся сбоку нетрезвый голос. – Развлечемся?
Я вытащила из сумки шокер и выразительно показала надвигающемуся типу. К счастью, тот все сразу понял, а я ускорила шаг. В приморском районе улицы нашпигованы, как линии в тетрадке в клеточку. Должно быть, если на него смотреть со стороны, он эту самую тетрадь в клеточку и напоминает, но я никогда не смотрела на свой район сверху. Над городом летают только «стрекозы», и такой транспорт мне совершенно точно не по карману.
Идти было минут пятнадцать, и я на всякий случай не стала прятать шокер в сумку. Купить его пришлось, когда я разбила предыдущий, потому что возвращаться в такое время по этим улицам небезопасно. Это в центре, где жизнь пульсирует огнем и неоном, где деньги текут рекой и каждый новый день начинается со встречи рассвета на балконах и панорам в элитных пентхаусах, можно бродить хоть всю ночь напролет: никто тебя не тронет. Никто, кроме политари, разумеется – если у тебя в документах не стоит отметка о проживании в двух ближайших кругах, арестуют, и вкатят такой штраф, что мало не покажется.
Моя жизнь проходила на Пятнадцатом круге, поэтому и делать в центре мне было нечего. Ну, или почти нечего: у меня стоял дневной допуск на обучение во втором.
Чем дальше я уходила от станции платформы, тем сильнее шумело море. Когда-то (если верить учебникам по истории) дома у моря считались престижными, а такие районы, в каком я живу, были оккупированы богатыми людьми. Очень богатыми людьми и въерхами, в те времена между нами еще не было разницы. Но потом случилась задница, то бишь материки стали опускаться в воду, и магия въерхов стала единственным, что удерживает нас на поверхности. Поэтому теперь они правят миром, люди не у дел, а жилье у моря считается потенциально опасной зоной и живут здесь исключительно те, кому больше негде.
Наш дом и вовсе стоял на первой линии, ближе только широкая насыпь и заградительные понтоны, на которых установлены предупреждающие таблички: приближаться к воде нельзя. Не знаю, кто в нашем мире в здравом уме захочет приближаться к воде – за любую попытку туда войти налагается арест на имущество, за плавание и ныряние – смертная казнь. Все потому, что защита въерхов построена на силовых линиях, удерживающих материк, и любое вмешательство со стороны может нарушить баланс и привести к катастрофе.