На маленькой автостанции маленького районного городка стоял старый небольшой автобус. Он должен был развести людей по районным селам, закончив свой маршрут в самом отдаленном и самом маленьком селе района. Автобус ходил строго по расписанию и не часто. Автобус уже бы и уехал, но задние двери не закрывались, было воскресенье и народу было много:
– Ой! Ну, как тут не орать: этот козел наступил мне своим сапожищем на ногу!
– Это я козел? Сама ты коза дранная! На ногу ей наступил – я что, нарочно что ли? Это меня толкнули сзади!
– Да, я толкнула, но и меня до сих пор подпирают – не продохнуть! Ой, мужчина, ну что же вы мне сзади плечом юбку задираете, оставьте в покое мою юбку, уже стойте на нижней ступеньке, разденете полностью – я на это не рассчитывала!
– Размечталась! Мне лично до вашей юбки дела нет – я с женой, а вот ведро мое вы своей юбкой зацепили, не дрыгайтесь, стойте спокойно – я крючок ведерный от юбки отцеплю, мотает подолом, как веником, а потом еще и жалуется, да, стой, я говорю, спокойно, а то порвешь свою юбку об ведро, а потом меня же и обвинять будешь.
– Ну, нахал, скалится еще, отдай юбку!
– Ты это что к бабе пристаешь, кобель проклятый? И в автобусе тебе неймется, бабник ты паскудный? А ты тоже заткнись и не кудахтай, курица недоношенная! Разоралась на весь автобус: раздевают ее. Мой мужик к тебе даже не прикоснулся, плющит тебя от нужды, видать, что в автобусе к мужикам пристаешь. Юбку ей, дескать, снимают, поди за задницу ущипнул, что визжишь от радости? – он может, кобель потому что!
– О, Господи! Что вы такое мне говорите? Кто дал вам право меня так оскорблять? Это ваш муж? Кобель, говорите? А причем же здесь я? Он мою юбку сейчас рвет своим ведром проклятым, а тут вы мне еще нервы рвете! Что же это такое, люди добрые?
Задняя площадка загудела, мнения разделились. Передняя дверь автобуса уже была закрыта, а задняя не поддавалась – в ней торчало еще по меньшей мере три человека, которых очень раздражала эта перепалка, но отказаться от желания попасть в автобус они не хотели и напирали…
Не выдержал длительной посадки водитель. Видя, что торчащие в дверях не реагируют на его просьбу подождать следующего автобуса (и понятно… следующий будет лишь через два часа), он с чувством огромного негатива вылез из автобуса, подошел к задней двери и начал давить на последних, застрявших в дверях, с силой и словами, обращаясь ко всем:
– Люди, ну, пройдите же вы чуть-чуть вперед без базара – все ведь хотят
ехать, дверь надо закрыть! —
Вдруг сзади водителя откуда-то появился запыхавшийся, чуть припоздавший, но настроенный уехать именно этим автобусом, пассажир – он был здоров, силен и настроен! Одним махом он даванул на водителя, спрессовал всех передних (автобус охнул) и удачно влез сам – дверь автоматом захлопнулась!
– Все! Вот так! Граждане дорогие, потерпите, в тесноте да не в обиде, всем ехать надо, родненькие вы мои! Порядок! Шеф, поехали! – крикнул он, довольный собой, кому?, видимо, водителю.
– е…, – на выдохе шепотом произнес водитель, спрессованный здоровяком и тем последним пассажиром, которого он сам заталкивал в свой автобус.
Граждане после закрытия задней двери оживились, ожидая начала движения автобуса. Прения прекратились под воздействием позитива и закрытия двери.
О том, что водитель находится в автобусе и зажат между последним и предпоследним пассажиром знали немногие, а точнее только те, кто знал его в лицо и кто следил за его действиями, а поэтому какое-то время была пауза, а затем общее нарастающее негодование стало набирать скорость лайнера:
