«Если не будет конца света, мне – жопа».
Я прилетел домой, чтобы уехать завтра. Поездом до Москвы, а потом – самолетом в Берлин. Ночь, я, пьяный, лежу на стареньком диване, в комнате, которая когда-то была моей. Лежу и швыряю об стену ворсистый желтый теннисный мячик. Я бросаю его беспечно и легко, а он, бедолага, возвращается снова и снова. Как будто верит, что кидаю его не со зла.
Вчера соврал маме и папе. Сказал, что диссертация написана и остается только ждать. И еще дал слово, что женюсь этим летом. Ни то ни другое не соответствует действительности. Собственно, нет у меня НИКАКОЙ действительности. Меня спасет лишь глобальная катастрофа – ни больше ни меньше.
На журнальном столике – стакан маминого абрикосового компота и два треугольных куска уалибаха. В углу вальяжно развалилась старая сумка. Она еще не собрана. Как и я.
Полдня бродил по городу. Сидел в кафешке напротив «Детского мира». Магазина давно уже нет, но мне хочется, чтобы он был хотя бы в этой книжке. Я лопал бутерброды и смотрел на людей. Они в моем городе не меняются. Старики в тщательно отутюженных брюках невиданных цветов беспечно фланируют по аллее. В их руках свежие газеты и портативные шахматные доски – так они и гуляют в поисках достойных противников.
Молодые люди, оккупировав бордюры и скамейки, рассказывают друг другу сплетни и томно разглядывают девушек. У них – свои шахматы.
Девушки холодно проходят мимо, оставляя за собой шлейфы невиданных ароматов. Как реактивные самолеты.
Молодые люди ловят эти запахи своими большими носами, и вот уже один из них – пижон в рыжей куртке – бежит и догоняет, наверное, женщину своей мечты.
Они сидят за столиком, пьют чай и мило болтают ни о чем.
– Девушка, я вам нравлюсь?
– Нет.
– Ну извини.
– За что?
– Тебе виднее.
Конечно он и она способны на романтические поступки. Вопрос в другом. А что потом?
Я возвращался домой, как раз свернул на Ардонскую, когда позвонил Сос – один из моих близких друзей.
– Слушай, не хочешь прогуляться по городу? Ищу собутыльника.
Мне нравится его манера дерзко опускать прелюдии типа «как жизнь», «как дома» или, например, «надолго ли приехал». Дурацкие вопросы, которые никому не интересны – ни тем, кто их задает, и уж тем более ни тем, кто на них отвечает.
– Ладно, – говорю я, ловлю такси и ловлю себя на мысли, что мне страшно хочется выболтаться и напиться.
Мы были в двух кафешках и одном пустом баре. А потом окончательно засели в «Лимончелло». Пили, конечно же, водку, а закусывали любимой комбинацией детства – тархун и осетинский сыр. Я много болтал, а Сос больше молчал. Обычно он, как его там, «душа компании» и «любимец женщин» – собственно, таким я его и знаю.
– Сос, ну чего ты? Что-то случилось?
– Нет. И что ты нашел в этой дурацкой Германии?
– Десять пфеннингов.
– Что?
– Знаешь, два года назад в Дрездене, в гостинице, у меня была ужасно неудобная кровать. И под матрасом я нашел маленькую гэдээровскую монетку. Десять пфеннингов. Ты представляешь? Уже и страны-то такой нет. И деньги другие. А монетка лежит себе под матрасом, и плевать ей на то, что меняется жизнь.
– Ну и?
– Я и есть эти десять пфеннингов.
– А что за идиотская шапка на твоей не менее идиотской голове? Она же женская!
– Голова?
– Шапка, баран!
– Какая разница? Мне нравится.
Эту шапку Эй забыла в моей квартире в Петербурге. Мы едва не проспали её поезд. И в суете шапка так и осталась у меня. Вельветовая кепка коричневого цвета. С черным козырьком.
– Слушай, как ты так живешь? – Сос проглотил кусок сыра. – Вот смотри, у меня красавица-жена. Сын растет. А у тебя? Что растет у тебя?
