Лето ‘95
Трех своих детей Шарлотта и Дуайт Карсоны выгрузили у домика Уитменов на берегу озера примерно так же, как курьер выгружает доставленные посылки. Дуайт поздоровался за руку с Гарольдом Уитменом, а Шарлотта помогла их трехлетней дочери Лили, обхватившей розовыми губками большой палец, выбраться из креслица-бустера и благополучно транспортировала ее на посыпанную гравием подъездную дорожку. Потом она вытащила упирающегося шестилетнего Лукаса, оторвав его пальцы от дверной ручки и стараясь не слушать завывания и требования вернуть его домой. И только восьмилетняя Оливия покинула машину добровольно, поправив пластиковый ремешок шлепанцев и повесив на плечо защитного цвета рюкзак «ДженСпорт». Она также единственная из детей понимала, что лето у озера с едва знакомой семьей намного интереснее дневных смен в городском лагере и вечеров с родителями, которые, даже на неискушенный взгляд Оливии, не любили друг друга.
Хотя и она нервничала. Нервничала, потому что никогда еще не покидала дом на шесть недель. Лишь однажды Оливия провела без родителей четыре дня в доме их соседки, Нэнси Мерривезер, и случилось это сразу после рождения Лили.
Под ногами захрустел гравий. Отступив от машины, Оливия повернулась и посмотрела на двухэтажное здание с двускатной крышей и грубо обработанным деревянным сайдингом. Здание, которому предстояло на ближайшие полтора месяца стать ее домом. На фоне высоченных сосен оно выглядело крошечным, но Ронда Уитмен заверила Оливию, что наверху вполне достаточно места для нее и братика с сестричкой.
– Между нами, – заговорщически шепнула миссис Уитмен за ежегодным летним ланчем у родителей Оливии, где их обслуживали официанты в черных брюках и накрахмаленных белых рубашках, – там вполне могут поместиться десять детей. Будем плавать и играть. Тебя ждет лучшее лето, – добавила она, когда девочка выразила нежелание надолго оторваться от дома.
Оливия застенчиво улыбнулась и отпила пунша, попробовать который Шарлотта позволила, прежде чем отправить дочку в ее комнату до конца посиделок. Дуайт Карсон собирал деньги на кампанию по выборам в конгресс, и дети бы только крутились под ногами у важных особ, включая Уитменов. Оливия и хотела поверить миссис Уитмен, но каждое предыдущее лето пока что неизменно оказывалось унылым и скучным. Дуайт, похоже, всегда куда-то избирался. Дни проходили в обходах избирателей, распространении агитационных брошюр и посещении собраний, где собирали деньги на красно-бело-голубые таблички и флажки.
Посасывая большой палец, к Оливии приникла Лили. Ладошка младшей сестренки протиснулась в руку старшей, и малышка прислонилась к Оливии, как пудель миссис Мерривезер, когда его почесывали в любимом месте за ухом.
Лили тоже нервничала. Как и Лукас. Он храбрился, но снова и снова раздувал щеки и шлепал губами. Оливия потянулась к его липкой от пота руке, и он, что удивительно, не воспротивился, не оттолкнул ее. По дороге от Сисайд-Коув, огороженного коттеджного поселка на побережье, чуть западнее Сан-Луис-Обиспо, где они жили, Лукас без конца жаловался. Он скучал по своему другу Таннеру.
– Перестань ныть. Найдешь новых друзей, – бросил Дуайт, прежде чем вернуться к разговору по новенькому телефону с клиентом – речь шла о каких-то встречах на следующей неделе. Оливия не знала, что делал отец, когда не участвовал в той или иной кампании, но однажды услышала, как Шарлотта объясняла соседу, что Дуайт консультирует управляющих виноделен. Такая работа показалась ей важной.
Дуайт поцеловал дочку в лоб.
