Восемь часов вечера. Большие настенные часы добросовестно
звякнули восемь раз и замолкли. Отголосок последнего удара ещё
какое-то время метался в сводах высокого потолка, но и он был
поглощён извечным шумом вокзала. Восемь, а в девять, как гласит
надпись над входом, вокзал закрывается на ночь и остаться можно
будет только ожидающим отправления путникам. Я приехала ещё на
рассвете, и больше мне ехать было некуда, как, впрочем, и идти.
Оставшихся денег едва ли хватит оплатить койку в захудалой
пригородной ночлежке. Да и что потом? На завтрак после сомнительной
ночёвке уже средств точно не останется. Решено - посижу ещё часок и
пойду в парк, виднеющийся из окон. Сейчас лето, не замёрзну.
Переночую как-нибудь, а уже утром буду думать, что делать дальше.
Ещё вчера идея с побегом казалась мне оптимальным решением, сегодня
же, оставшись без небольших, но позволивших бы продержаться на
плаву первое время, пока не найду работу, сбережений, я уже не была
так уверена в правильности своего решения. Деньги украли ночью, в
дилижансе. Тот юркий, хитроглазый парнишка мне сразу не понравился,
но я не думала, что он окажется одарённым и выудит тщательно
запрятанный среди немногочисленных пожитков мешочек с монетами,
даже не прикоснувшись к сумке. Когда я обнаружила пропажу,
мальчишка уже затерялся в толпе встречающих, приезжающих,
отбывающих и провожающих, среди которых сновало ещё десятка два
таких же юрких и даровитых малых, обчищающих карманы
добропорядочных господ. И ведь никого же больше не обворовал, в чём
я убедилась, воскликнув «обокрали», и побудив этим возгласом своих
попутчиков кинуться проверять имеющиеся ценности. Ни у кого ничего
не пропало, кроме меня. Бездарная – что тут ещё скажешь. Поднимать
шумиху и обращаться к вокзальной страже я не стала, потому что,
во-первых, не видела в этом смысла, всё равно не найдут, а
во-вторых, не хотела привлекать внимание властей к своей скромной
персоне. Оно ведь как, пока ты молчишь и никому жить не мешаешь,
никому до тебя и дела нет, а стоит неосторожно привлечь к себе
внимание и начинаются неудобные вопросы. Вопросы мне были
совершенно не нужны, потому как ответов в наличии не имелось. А
врать бесполезно, я же бездарная и любой опытный страж раскусит
сразу (ну нет у меня актёрского таланта). И вот тогда начнутся уже
не вопросы, а требования.
Поправила сумку на коленях и положила на неё голову, в надежде
вздремнуть хотя бы полчасика. Но и тут удача помахала мне
хвостиком, недвусмысленно намекая, что я у неё не в фаворе. Сначала
послышался грохот в другом конце зала, потом кто-то завизжал, визг
подхватили нестройным хором все присутствующие, и началась полная
неразбериха. Люди орали, беспорядочно носились между скамьями,
врезались друг в друга и в мебель, падали и продолжали движение
ползком, в процессе отмахиваясь руками и отбрыкиваясь ногами от
невидимых преследователей. Я бы, может тоже покричала, за компанию
со всеми, но не видела того, что ввергло толпу в панику, потому и
помалкивала, вжавшись в спинку скамьи и поджав под себя ноги, чтобы
не оттоптали ненароком. Какую-то старушку шагах в пяти от меня
сбили с ног и едва не затоптали, я, было, попыталась встать, чтобы
помочь бабушке, но куда там! Проносящийся мимо здоровенный мужик в
сером пиджаке с эмблемой целителя на плече, умудрился сходу
определить во мне бездарную и, грубо толкнув в грудь своей лапищей,
рявкнул «Сидеть! Жди ловца!». Бабушке он, к слову, помог, за что и
поплатился. Когда старушка уже со всех ног улепётывала, даже не
поблагодарив за помощь, мужчина вдруг замер, посерел и мелко
задрожал. А в следующее мгновение рухнул на пол, из его глаз, рта,
ушей и носа хлынула неестественно светлая, почти розовая кровь.
