Блаженны чистые сердцем

Родня моя, все старшие, давно ушли.

И в памяти уходят дальше, дальше за мельтешеньем дней. Кого-то помню я из юности, из детства – звук голоса могу, пожалуй, вспомнить…

А тот, кто отошел до моего рожденья, кто силится с поблекших фотографий увидеться со мной – едва ли…

И вот с чего-то началось: разнообразными путями ко мне стали приходить дневники, стихи, разрозненные пожелтевшие странички, тетрадка, подписанная почерком подростка: «Просьба не читать…»

Еще листок – по краю бахрома – там никому уж не разобрать вторую, третью строчку… Наверно было так: весною рама распахнулась, спрыснуло дождем, листок порхнул и лег укромно под кроватью. Писавший не заметил, он убежал смотреть на радугу. Наверно горничная, подметая, спасла написанное – и вот оно передо мной.

А вы, кто вырос среди парков и сиреней, не торопились благословлять те небеса, но вдруг гроза вас захлестнула и подхватил водоворот вселенской смуты. И каждый в свете молний жизни увидел сам себя и бледную окрестность, кружась, как тот листок со строчкой недописанной судьбы.

Теперь вы все сошлись. Стоите вкруг меня, прозрачными руками протягиваете фолианты – ветхую бумагу – свидетельства житий.

Но почему ко мне – из разных мест, из разных даже городов, через людей случайных?

Что я должна… должна сейчас, сегодня вам внимать? Да, может быть… вам, может быть, видней.

И подчиняясь, я собрала мозаику событий и увидала Россию бесноватую за чередою лиц, кто лаской и заботой силился унять ее.

А, что звучало, то было какофонией наивных и великих заблуждений России окаянной.

Вот вы явились в наши дни – достойные (милейшие, как говорили раньше) люди и принесли… не мемуар – трагедию: Россия, двадцатый век, начало.

Череду событий открывает своим рождением мальчик Даня в канун революции 1905 года.

Повесть начинается с записок молодой девушки, отважной социал-демократки, Елены Мариановны Тумповской.

Лена

Женя

Барышня из богатой семьи фабрикантов поверяет дневнику сердечные дела и наблюдения происходящего вокруг, начиная со счастливой юности в подмосковном имении родителей и кончая военным временем и двумя революциями:

Евгения Эмильевна Арманд.

Знаменитая красавица и небезызвестная поэтесса медлит расстаться с серебряным веком. Возлюбленная Н. Гумилева: Маргарита Марьяновна Тумповская.

Мага

Бывшая эсерка, позднее – педагог, она воплощает в жизнь свою утопию. Остались 4 тома дневников.

Лидия Марьяновна Арманд.

Лида

Мальчик писал собственные дневники. Он же персонаж мемуаров.

Даня

Давид Львович Арманд взялся описать все сначала и закончил, когда ему исполнилось 70 лет.

Давид

Записки перевозили с места на место, прятали, и многое утерялось. Целые тетради были изъяты при обысках. спасенные, замурованные в стены сырых квартир дневники съедала плесень. Не все удалось прочесть, разобрать. Ради публикации сокращены, по-возможности, не самые принципиально важные страницы, хотя, как знать… Все значимо в этой истории.

Собрать эти свидетельства получилось только спустя век, спустя тысячелетие, в следующем поколении Елене Давидовне Арманд.