Он несколько минут искоса наблюдал за парой в летнем кафе. Рука парня опускается на талию спутницы, сжимает, потом скользит к бедрам, обтянутым тонкой тканью, одна ножка девушки, перекинута на другую и игриво покачивается в такт. Спутница молодого человека – коротко стриженая блондинка, прикрывает глаза. Ее алый рот приоткрывается, он похож на упругую, спелую черешню.
Захар несколько часов назад покупал такую ягоду на центральном рынке, а потом жадно ел горстями в гостинице. Когда– то, в детстве он лазил на высоченную бабушкину черешню и обрывал длинные черешки ягоды, вмиг набирая полные ведра, сочного, бордового удовольствия, на ходу, поедая, самое вкусное.
Конец мая…девушки в Краснодаре в легких платьях, другие по-прежнему в брюках и кроссовках. Ему не нравились уродливые джинсовые брюки – широкие, из плотной, грубой ткани, мерзкого неопределенного цвета. Хотя, конечно, местным красулям, что не надень – ничего их не портит, даже сквозь эти дерюги прорисовываются упругие, красивые бедра. Но все же, он предпочитал девушек в платьях, и юбках, до колен или чуть короче.
Его мать носила только платья и юбки, он считал ее самой красивой мамой на свете! И лет до тринадцати он был абсолютно счастлив и думал, что жил в самом лучшем городе на земле!
Когда начинались летние каникулы, он с утра уходил на морское побережье, резвясь с другими мальчишками, нырял с пирса, играл в пляжный волейбол с девчонками, которые строили глазки ему и его друзьям, договариваясь о походе в кино на вечерние сеансы.
Возвращался домой часто под вечер. Мама называла его – маленьким, смуглым чертенком и, прижимая голову к мягкой груди, целовала в макушку и звала ужинать.
Он был выше всех сверстников и выглядел года на два старше своих лет. Отец, когда ему исполнилось пять, отвел его на секцию айкидо, сначала он хныкал, а потом втянулся, и уже без айкидо не мог прожить и недели, даже летом!
Хотя бывали перерывы, когда их тренер уезжал на сборы и соревнования. Тогда он и другие мальчишки из секции тренировались самостоятельно и болели за своего Павла Евгеньевича, а когда тренер возвращался с победой, то все вместе отмечали его успех, прямо в зале тренировок. Они стали друг для друга сплоченной, второй семьей, боевым братством.
Семья…Захар зажмурился.
– Так! Умница! Молодец! Мирославочка! Красотка!
Он дернулся. Со столика с громким звоном полетел тонкий бокал. Крупный осколок – ножка бокала замер у носка туфли незнакомки, девушка легонько пнула стекло и улыбнулась ему полными губами.
Но Захар, откинувшись на спинку плетеного кресла, в упор смотрел на развернувшуюся перед ним сцену.
Посреди улицы, стояла Она! В шелковом платье до колен, с оголенной спиной…Она позировала…
И у нее получилось одновременно и сексуально, и застенчиво. Из– под платья показались стройные, чуть позолоченные солнцем ножки. И всё! Но фотограф был в восторге! Этот снимок, точно был на миллион каких угодно денежных единиц! Она всегда умела позировать так, что получались сногсшибательные фото! Тонкая грань сексуальности, эстетики и притягательной, потаенной манкости. Скромница и блудница в одном лице!
Она встряхнула густыми, волнистыми, волосами, и он тут же вспомнил– ощутил их, и непроизвольно сжал воздух в кулаке, будто захватил этот шелковистый лен в ладонь, чтобы потом…
Она! На расстоянии нескольких шагов от него! Ещё не заметила! Иначе развернулась бы на тонких каблуках и побежала бы прочь!
Он одновременно хотел, и не хотел, чтобы она посмотрела в его сторону. Она же, села на край огромной гранитной вазы, где алели красные тюльпаны, и выгнулась назад как кошка, греющаяся на солнце.
А потом прислонилась к ободранной стене одноэтажного дома, очевидно принадлежащего в начале прошлого века зажиточному горожанину. Для следующего кадра, она присела в пол– оборота на витую решетку лестницы, скинула туфли и подняла руками распущенные волосы, улыбаясь лучам заходящего солнца.
