Генри Уильямс очнулся на полу своей маленькой квартирки в лондонском Сохо1 на Бейтмен-стрит. Все, что он помнил, так это вечер и начало ночи в пабе на углу, где он как обычно начинал с пары пинт пива, заканчивая вечер стаканами шотландского виски, проваливаясь в небытие после полуночи, обнаруживая себя дома наутро, каждый раз понятия не имея каким образом он там оказался. В голове Генри мелькали подозрения, что, живя на улице с таким названием, все, что его связывает с Бэтменом – это ночная жизнь, покрытая завесой тайны для всех, включая него самого. Разве, что бармен, неизменно играющий роль его дворецкого, знал во всех подробностях как именно Темный Рыцарь добирается ночными улицами этого квартала до своей «пещеры» на втором этаже старого маленького лондонского домика, соединенного общими стенами с такими же старыми и малоэтажными соседними домами. По факту, это была не квартира, а скорее этаж в таунхаусе с общей кухней, первый из этажей которого занимал его сосед – эксцентричный шотландец Рой Синклер. Аренду они делили пополам. Рой и Генри немного дружили, но совсем не походили друг на друга. Генри был кудрявым брюнетом, одевающимся в костюм с рубашкой, старый, но элегантный. Он вырос в Лондоне и закончил в свое время художественную школу. Живописью он занимался и по сей день. Картины его продавались не часто, но он не терял надежды, занимаясь именно тем, чем и хотел заниматься в своей жизни. Это уже являлось тем богатством, которое невозможно приобрести ни за какие вклады и дивиденды. Генри любил искусство и частенько посещал картинные галереи и Британский музей, находящийся в шаговой доступности от него. В шаговой доступности для Генри, по правде, был весь Лондон, что было весьма удобно для того, кто не способен оплатить поездку на кэбе2. Генри находил удовольствие в малом, не имея многого: прогулка по лондонским улочкам, парки, музеи, набережная Темзы, вечерние посиделки в пабе…
Рой был совсем другим. Вечно навеселе и не только лишь от спиртного. Лохматая рыжая голова, красные штаны в обтяжку, делающие его тощие ноги нелепыми на вид, как у цапли, да еще и показывающие на пояснице неопрятно торчащие трусы всевозможных окрасов и фасонов (иногда они были даже отнюдь не мужскими); какой-нибудь смешной свитер, а летом футболка с похабными надписями или названиями британских панк-рок групп. Его знал весь район, ведь он был должен пару фунтов в каждой лавке и каждом пабе, но все удивлялись откуда у неработающего Роя были деньги на аренду квартиры в Сохо. Тоже самое можно было сказать и про Генри, но он хотя бы отдавал за аренду большую часть своих доходов с продажи картин. Рой, как было известно всем, не работал никогда в жизни. Иногда они вместе выпивали в пабе, чаще по отдельности, ведь Генри любил тишину и спокойствие, а Рой предпочитал шумные места и большие компании странных на вид и по поведению бывших молодых маргиналов из 70-х годов, а ныне, в 90-е, рано состарившихся телом, но не душой пропойц и чудаков.
Генри встал с пола, осмотрел свой потертый пиджак и, обнаружив липкие следы пролитого на брюки стаута, заковылял в ванную комнату, чтобы застирать пятно. Не мешало еще и освежиться под душем. Сделав свои утренние дела, он спустился на кухню, располагавшуюся на первом этаже, во владениях Роя, и обнаружил его самого за приготовлением яичницы. Блюда Роя всегда были уникальными и ему следовало бы открыть свой ресторан, если бы их можно было есть.
– Это еще что? – поморщился Генри, глядя на два яйца, жарящиеся в кастрюле с пивом и сельдереем.
