Кошка выскользнула из коробки и забилась в угол. Её рыжеватая, с чёрными полосками шерсть стояла дыбом.
– Знакомьтесь, – сказал папа. – Аляска. Так по кошачьему паспорту её зовут. Аляска, Аляска… – повторил он, – какое неудобное имя!
Тёмные полоски по бокам превращались в точки. Если смотреть сбоку, получалась кошка в горошек.
– Какая хорошенькая! – запищала Лена, – ути-пусечка, лапочка! А хвостик, гляньте! Это же помпончик, – подскочила на длиннющих ногах и как схватит кошку на руки!
– Такая порода бесхвостая, – объяснил папа, – называется курильский бобтейл.
На мгновение Бобка увидел кошкин хвост: короткий и круглый, как у зайца. В следующую секунду она зарычала, как маленький тигр, извернулась на руках у сестры, прыгнула и забилась под стул.
– Ну что ты, глупая, – сказала Лена. – Не бойся, я ничего не сделаю, только поглажу тебя, я же твоя хозяйка, – и полезла вытаскивать.
Папа доставал и сумки вещи:
– Кошачий корм, миска… это шлейка, тут щётка для шерсти… Лена, не трогай! Ей надо освоиться.
– Это же наша кошка! – возразила Лена. – И должна привыкать, что я буду её гладить!
Она присела на корточки и протянула руки под стул. Лена была взрослой: двенадцать лет. И всё делала по-своему.
Бобка смотрел на сестру и думал: неужели непонятно? Ей же не нравится!
Кошку Боб очень хорошо понимал. Когда к маме приходили подруги, все эти «ути-пуси, какие мы славные» доставались ему.
Кому понравится, когда хватают за щёки, треплют волосы, насильно сажают на колени и тормошат?
Особенно тетя Алёна: целовала его в нос, пачкала помадой и над ним же смеялась. Тискала, крутила, сюсюкала, а когда Боб вырывался, удивлялась: смотрите, какой! Сразу видно, мужчина! И от этого почему-то становилось обидно.
Сейчас ему уже семь, но всё равно нет-нет, да и найдётся какая-нибудь дама, которой обязательно надо ущипнуть его за щёку.
Кошка зашипела и подняла лапу. Из мягких подушечек показались когти, и лапа сделалась похожей на ромашку.
– Берегись, – сказал папа негромко.
– Подумаешь, – фыркнула сестра, – какие мы гордые!
Поднялась и вышла из комнаты.
– Нам всем лучше не обращать на неё внимания, – сказала мама. – Пусть привыкает. – И ты, Боб, уж, пожалуйста, её не трогай. Иди, поиграй.
Боб засопел: он и не собирался! Вот всегда так: если сестра что-то сделает, считают, что младший брат обязательно повторять будет.
Но его увели.
Во дворе Боб поговорил с соседской собакой, послушал, как стрекочут кузнечики в длинной траве, покачался на качелях.
Потом к сестре пришла подружка, они вытащили одеяло и растянулись загорать прямо под его носом. И сказали, что он им солнце загораживает.
Ничего другого не оставалось, как уйти в сарай.
От земляного пола тянуло сыростью. Боб поднялся на цыпочки, достал с полки молоток и гвозди.
Возле сарая стоял Пень Возмущения. Его папа с дедом с улицы принесли.
– Спорить и капризничать – женское дело, – объяснил дед. – Мужчинам скандалить не полагается. Но если тебя совсем допекут, бери молоток, гвозди и вбивай в пень, пока не отпустит.
На пне виднелись блестящие шляпки. Часть гвоздей забили криво, другие вогнали в дерево одним ударом.
Боб приходил сюда часто. Папа – изредка. А однажды Боб застал здесь бабушку!
Повод был особый: дед случайно съел её цветок. Бабушка привезла из города луковицу нарцисса, чтоб посадить, и спрятала в холодильник. А дед решил, что это чеснок. И съел. Ещё удивлялся, что невкусно.
Бабушка его не ругала. Молча вышла из дома и направилась к пню. Вернулась спокойная. Только дала дедушке таблетку от живота.