Часть 1. Прошлое и настоящее
Санкт-Петербург. Начало июня 1998 года.
Антонина Львова заметила граффити на гранитном парапете еще издалека, и сразу поняла, что оно означает. То, что остальные прохожие считали очередной хулиганской выходкой, для нее стало сигналом к действию Красная стрела, указывающая на юг, была нарисована так, что бросалась в глаза при сходе с Троицкого моста. И под ней были четко выведены цифры – "11.06". Значит, завтра нужно выехать в Москву поездом "Красная стрела". Их ждет новая работа. Тоня сразу узнала шифрованное послание от шефа.
– Мог бы так не конспирироваться, вряд ли нас кто-то "ведет", – пробормотала девушка, вытаскивая сигареты.
Возле рисунка остановились двое патрульных. Субботним утром в 8 часов Дворцовая набережная была почти пуста, и Тоня по дороге к воротам Летнего сада отчетливо слышала каждое их слово – интересные пожелания хулиганам, расписавшим гранит, и высказывания об умственных способностях начальника, не желающего на время белых ночей усилить охрану исторического центра – "а то у "Авроры" тоже парапет измалевал какой-то гад, жаль, удрал, художник фигов!".
– Можно было бы без всяких затей назначить встречу в Москве, – пробурчала Антонина, поравнявшись с "лучшей в мире из оград".
В саду было безлюдно и тихо. Густая зелень и затейливая ограда полностью отделяли сад от города, поглощая все шумы и даже голоса центра Петербурга.
Тоня покосилась на кафе – конечно, закрыто, а жаль. После ночного дождя утро было прохладным. И лишняя чашечка кофе не помешала бы. Девушка плотнее запахнула легкую курточку и размеренным шагом направилась к пруду, уже думая, что после прогулки поедет на вокзал за билетом на завтрашнюю "Стрелу". Потому что послезавтра ее ожидают в столице. "А ребята хорошо изучили мой график. Запомнили, что по субботам в 8 утра я гуляю по Троицкому мосту и сижу в Летнем Саду. Или прогуливаюсь по Петровской набережной. Судя по словам патрульных, ребята и там оставили сообщения. Юг, ты хулиган!", – Антонина невольно хихикнула, представив, как возле крейсера ругаются дворники, оттирая с гранита красную стрелу, которую нарисовал кто-то из ребят Йохана.
Мельбурн. 1984 год.
– И, конечно, ты была уверена, что миссис Финчер оплатит свои долги в магазине перед отъездом. Тебе ведь и в голову бы не пришло, что она может забыть о таком пустяке, как 500 долларов долга, и даже не уведомить нас о переезде… Теперь у нас недостача в магазине, и все благодаря тебе!
Мария Касканис тихо опустила голову. Когда Джордж был не в духе, с ним лучше было не спорить. А сейчас он был в очень плохом настроении, проверяя счета их магазинчика. Женщина принялась с удвоенным старанием вытирать тарелки.
Афина Касканис еще ниже опустила голову, допивая свой чай, чтобы отец не заметил выражение ее лица. Вечно он встает не с той ноги и доводит маму до слез своим занудством, а ее то и дело сажает под домашний арест, запрещая даже разговаривать по телефону. И с садистской ухмылкой напоминает по сто раз на день: "Ты наказана! Нет, нельзя: ведь ты наказана! Нет, Софи, Афина не сможет подойти к телефону: она наказана!". А за такой взгляд, которым она наградила отца, две недели под замком ей обеспечены.
Услышав, что Мария тихо всхлипывает над мойкой, Джордж удовлетворенно хмыкнул и подлил себе кофе. Вот так, пусть запомнит, что нельзя быть такой безмозглой курицей и отпускать продукты в долг всем подряд.
Афина отставила чашку:
– Я пошла. У нас сегодня контрошка по физике. Надо еще раз повторить тему перед уроком.
Джордж неодобрительно покосился вслед дочери. Все демонстрирует, что ей не по нутру домашний уклад. Нахваталась от своих австралийских подружек этих бредовых идей женской эмансипации и феминизма. Выпороть бы ее как следует, и отвадить от этих болтливых дур, чтобы не сбивали девчонку с толку. Скоро ее можно будет замуж выдавать, четырнадцать лет уже, то-то достанется кому-то сокровище с вывихнутыми мозгами! "Почти невеста", – подумал Джордж, вытирая внезапно вспотевшие ладони о брюки и снова листая гроссбух.