От голода сводит желудок. Кажется, я
не ела больше двух дней, и это в который раз уже за последний
месяц. Эту затею мы с Пашкой продумывали больше недели, и сегодня я
надеюсь, наконец, разжиться деньжатами.
— Давай, Марусь, не тупи!
Пашка – мой лучший друг, а точнее
единственный. Той же крови, что и я, детдомовский. Беспризорные мы
с ним, как щенки дворовые последние два года, но мне так даже
нравится. Вот честно, после того как я сбежала из детдома, синяки
хоть на теле немного посходили, а то всегда ходила битая
преподшами-тираншами, да другими дикими детьми, отхватывая за любую
провинность.
Я смотрю, как Пашка машет мне рукой,
уже пробравшись в разбитое окно этого огромного коттеджа. Мы едва
ли дошли до него. Дом находится далеко за городом, поэтому
добрались мы уже к ночи, как и планировали. Я только куртку порвала
себе, через забор перелезая.
Мы почти у цели. Быстро оглядываюсь
по сторонам, вокруг очень темно, мы на это и рассчитывали.
Натягиваю сильнее свою дурацкую кепку на голову, лицо прикрывая, и
пячусь за Пашкой, с легкостью пролезая в окно. Я очень худая для
своих семнадцати лет, но прыткая, поэтому не медлю так, как
нерасторопный Пашка. Сразу же оказываюсь в здании на втором этаже.
Мы в какую-то комнату попадаем и, кажется, это кабинет.
— Что дальше, Марусь? Куда идем?
— Это ты меня спрашиваешь?! Твоя
вообще-то идея была залезть в дом к этому богачу, а я его даже не
видела ни разу. Вдруг это маньяк какой или вообще, чего похуже?
Подожди теперь, дай подумать.
Окидываю взглядом эти хоромы. Хоть и
темно тут, все равно глаза разбегаются, сроду таких шикарных штор
не видела, и диванов, и люстру такую…со стекляшками красивыми. Ха,
мне кажется, я вообще такого не видела, да и плевать мне на всю эту
мишуру, когда сосет под ложечкой. У меня вон, уже скоро живот к
спине прилипнет от голодухи, или свалюсь прямо тут от
истощения.
В глубокой тьме, освещаемой лишь
слабым лунным светом, замечаю стол. Отлично. Стол никогда пустым не
бывает.
— Пашка, давай за мной.
Мы подбираемся к большому
деревянному столу, начиная потрошить его со всех сторон, но вдруг
звук какой-то слышится с первого этажа, и мы оба замираем. Шиплю на
Пашку, готовая голыми руками его задушить.
— Ты же говорил никого тут не
будет!
— Да я откуда знал? Тихо было, когда
мы пролазили, может вернулся он. Давай быстрее, и уматываем
отсюда!
Открываем шкафчики, вываливаем
оттуда разные бумажки. Я вот вообще в этом не разбираюсь, поэтому
бесцеремонно выкидываю все, что продать нельзя.
Черт. Пусто тут, ни единой купюры.
Шкурой неладное чую, да и слишком тихо стало кругом. Надо быстрее
действовать. Где, где эти богачи хранят все ценное?! Неужто на себе
носят, скотчем примотав?
Чувствую дрожь в коленях. Что-то
волнуюсь я сильно. Где же вы, где…Сейф! Как же я раньше не
додумалась!
— Паш, подсвети, я не вижу
ничего.
Пашка на год младше меня, но точно
не по росту. За последние пару лет он стал на две головы выше меня,
хоть я и подобрала его сопливым низкоросликом. Он достает зажигалку
из кармана и подсвечивает мне, пока я отчаянно ищу хоть что-то
похожее на сейф.
Кажется, я перерыла все в этом
кабинете, но так и не нашла ничего, что могла бы обменять на кусок
хлеба с колбасой. Ну, или просто, на кусок хлеба. Я уже не помню,
когда мясо ела последний раз, кажется, в прошлой жизни это было. Я
уже почти не помню простую домашнюю жизнь, так как с четырех лет в
детдоме выживала.
— Марусь, глянь-ка на это!
Вытираю нос рукой и поворачиваюсь к
Пашке. Он стоит, как придурошный, и радуется, держа в руках
какую-то шкатулку.
— Молодчина, давай сюда.
Беру эту шкатулку и открываю ее,
застывая на месте как завороженная. Ни в жизни не видала такой
красоты. Жемчуг, белоснежный и идеально ровный, блестит, бусы
какие-то. Колье, явно драгоценное, с просто огромных размеров
красным сверкающим камнем. А еще колечко – простое, золотое, на
обручальное похоже.
