ПИСЬМО ЧИТАТЕЛЮ: ТВОРЧЕСТВО – ЭТО АЛХИМИЧЕСКАЯ ЛАБОРАТОРИЯ
Здравствуй, любимый читатель!
Вот тебе форточка в секретную писательскую лабораторию, именуемая «Я сделан из такого вещества – из двух неразрешимых столкновений»(с): каждый раз, продолжая работать над «Братством», я имела дело с двумя ортогональными порывами – завершить книгу и в любви отдать ее читателям, или подольше пожить в описываемом мной мире рядом с персонажами. Ведь, едва автор ставит точку и выпускает произведение в мир, сам он становится по отношению к своему творчеству – не более, чем еще одним читателем, а произведение обретает собственную силу и судьбу, на которые автор больше повлиять не в состоянии.
Но, пока я пишу, – погружаюсь в различные детали и могу масштабировать и исследовать их в реальном времени… то есть, имею доступ в некую иную вселенную, в которой способна действовать и влиять, пока не завершу работу над книгой. После этого дверь в персональную «Нарнию» захлопнется, и мне останутся только воспоминания о «путешествии героя» и «путешествии автора».
Говорят, плох тот текст, который никак не изменяет читателя…
Но… еще хуже – тот, что не изменяет своего автора.
Невозможно оставаться прежней, искренне завершив историю. Каждая история является Великим Деланием, способствуя авторской трансформации, как алхимическая печь. Каждая история, завершенная в творческом огне – становится философским камнем.
Дилогия «Община» и «Братство» – философский камень, созданный в огне атанора моего сердца.
Я адресую эти книги каждому, кто искал способ, как создать свой.
– Целься в голову! – хрипло напутствовал долговязый. – Вон той, что с кипой листовок, в центре. За нее обещают в два раза больше, чем давали обычно.
– Да не зуди ты под руку, – шикнул на подельника коренастый. – Без тебя знаю, в кого стрелять!
Охотники за головами на полкорпуса высунулись из-за угла здания, отслеживая передвижения жертвы по городской площади.
– Сегодня определенно не ее день, – шепнул Эрик подруге, наблюдая за происходящим из увитой пыльной виноградной лозой уличной беседки – места летнего приема пищи для посетителей соседнего кафетерия. – Мало этих стрелков, так, взгляни, с разных концов площади к ней еще головорезы крадутся.
– Многообещающая параллель… не успели войти в город, как сделались свидетелями дрянной истории, и не в закоулках, а на центральной площади… – пробурчала Лиэнн, проследив направление его взгляда. – Что за храбрецы! Семеро вооруженных ножами мужчин на целую… единственную девицу!
– Позаботься об этих, с ружьем, – бросил маг, выбираясь из естественного укрытия в тенистой беседке и устремляясь к гуще событий. Лиэнн коротко кивнула, продолжая сосредоточенно наблюдать за стрелком и его подельником.
– Целься шустрее, Пуля… каждый раз ее закрывает кто-то из прохожих, – посетовал долговязый.
– Вел бы ты лучше, Трепло, учет, кто из горожан листовки берет, – досадливо буркнул коренастый, прищуривая один глаз и прицеливаясь из ружья.
– Ежели кого из них случайно подстрелишь, притащим, листовок в карман напихав, мол, они ей помогали. Может, заплатят…
– Да ты стратег, – усмехнулся коренастый и задержал дыхание. Палец слегка придавил курок.
– Эй, активистка! – раздалось в этот самый момент с края площади.
Двое мужчин возникли прямо перед девушкой с листовками, выступив из бросившейся врассыпную толпы зевак, когда палец коренастого довел курок до упора. Затвор ружья щелкнул, но выстрел так и не прозвучал.
– Черт, осечка! – ругнулся стрелок, приправив констатацию очевидного факта парой отборных бранных фраз.
