Слава богу, что солнце уже успело взойти и залить ровным светом хорошо утоптанную поляну в заброшенном саду какого-то разорившегося вельможи. А то, знаете ли, староват я уже для сумеречных танцев со шпагами, тем более когда танцуешь сразу с двумя партнерами. То бишь противниками.
Двое юных, но зато чрезвычайно заносчивых высокородных дворянчиков изо всех сил старались спрятать свой страх за бравадой и грубыми попытками вывести меня из равновесия различными оскорблениями.
– Ну, давай же, нищеброд, чего ты медлишь? – кричал высокий, стройный брюнет, обладатель больших голубых глаз и покрытых нежным золотистым пушком румяных щек. – Это все, на что ты способен?
– Он уже старый, Шарль, вот-вот сам развалится, – вторил ему невысокий пухлый блондинчик, показушно выстукивая выставленной вперед правой ногой вызов. – Ну же, давай, иди ко мне!
Ну, это ты зря, малыш! Мне всего-то тридцать лет, и разваливаться я пока не собираюсь. Да и было бы от чего! Я с шестнадцати участвовал в «тихой» войне, длившейся почти семь лет. Это когда при молчаливом согласии властей приграничные землевладельцы Эскарона и Нугулема с упоением резали друг друга в попытках закрепить за собой как можно больший кусок спорной территории. Да я в вашем возрасте на Красной излучине рубился с нугулемцами при соотношении сил один к трем не в нашу пользу. Так что с вашей стороны довольно-таки глупо считать, что вы в состоянии доставить мне неприятности. Дурачки! Даром, что сынки богатых родителей.
– Жан-Пьер! – вновь берет слово брюнет. – Он всего три атаки провел и даже толком приблизиться ко мне не сумел!
Ух ты! Это где же он три атаки разглядел? Фехтование еще и не начиналось! Пока все, что я делал, – это лишь постоянно смещался по кругу влево, ставя противников таким образом, чтобы они все время чуть-чуть мешали друг другу и не выходили ко мне во фронт сразу вдвоем.
– Шарль, а у него камзол был черным и выцвел или был серым и так замызгался? – это опять блондин.
– Да кто его знает, похоже, им пол мыли неоднократно! – Брюнет аж прихрюкнул от удовольствия, так ему собственная колкость понравилась.
На этом месте разглагольствования юнцов закончились, потому что я сделал быстрый шаг вперед, отбросил клинок брюнета влево, поднырнул ему под руку, мимоходом пихнув локтем под ребра, и в следующий миг оказался прямо перед не ожидавшим такого развития событий блондином. Прежде чем тот сумел хоть что-то предпринять, мой клинок слегка полоснул его по боку.
Дико завизжав, Жан-Пьер выронил шпагу и попытался зажать рану обеими руками. Но я не оставил его в покое – схватив левой рукой за шею, запустил его навстречу бросившемуся на выручку Шарлю. Упав под ноги товарищу, блондин, все так же противно визжа, принялся кататься по примятой траве, а получивший пару дюймов стали в левую ключицу брюнет, сильно побледнев, медленно осел на землю.
– Он убил меня, Шарль, убил! Боже мой, как больно! – истерил пухлый блондин.
– Что теперь будет? – мужественно просипел Шарль, зажимая рану правой рукой.
– Да ничего, – спокойно ответил я, – сейчас скажете, что были не правы, и можете идти к ближайшему лекарю. Или домой, если хватит сил дойти и если у вас есть семейный лекарь. Ну а если не признаете свою неправоту, то… – я выразительно взмахнул шпагой, пытаясь стряхнуть с ее кончика каплю крови.
– Я не могу идти, я умираю! – продолжил орать Жан-Пьер.
– Может, добить его? – задумчиво спросил я у брюнета.
– А! Нет! Нет! – неожиданно блондин вскочил и довольно шустро побежал к пролому в ограде сада.
– Доброе слово творит чудеса! Ну же, сударь! – обернулся я к Шарлю, которому теперь предстояло отвечать за себя и за друга.
