Под сенью Андреевского флага, Российский императорский флот, ведомый мудрым руководством великого князя Алексея Александровича и неутомимой энергией управляющего Морским министерством Николая Матвеевича, совершил невозможное – в яростных схватках на просторах Европы он сокрушил мощные флоты Австро-Венгрии и Германии, превосходившие его числом, но не духом. Эти победы, добытые кровью и отвагой русских моряков, не только принесли империи неувядаемую славу, но и обогатили её флот десятками трофейных кораблей, вставших под русские вымпелы. Так был заложен фундамент новой морской эпохи, когда Россия из претендента на морское могущество превратилась в грозную владычицу морей, чьи пушки диктовали волю государеву от Балтики до Средиземноморья.
В Европе все уверовали в силу кораблей под Андреевским флагом и сложившееся статус кво, с полным доминированием Российской империи в бассейнах Балтийского и Черного морей. Вновь, по отношению к торговому триколору, все стали добрыми и пушистыми. Российская империя кормила продуктами всю Европу, а железом марки «Соболь1» покрыта не только крыша английского парламента и сооружена стропильная система Зимнего дворца, но и метал с Урала использовался в сооружении каркаса статуи Свободы и Эйфелевой башни, не говоря уже об других, менее ответственных конструкциях.
Хотя железные дороги, сталелитейные заводы и городской транспорт Российской империи фактически принадлежали иностранным капиталистам – немцам, французам, англичанам и бельгийцам, а волжские пароходы и нефтяные промыслы контролировались шведской династией Нобелей, это не мешало Николаю II строить грандиозные планы. Империя, чья промышленность во многом зависела от западных инвестиций, тем не менее, рвалась к самостоятельности и величию.
Одним из первых шагов молодого императора стала масштабная календарная реформа, превратившая личную хронологию Романовых в официальную хронографию всей державы. Хотя подробности этого преобразования – тема для отдельного повествования, его отголоски звучат в разговорах героев этой книги, то с восхищением, то с недоумением обсуждающих нововведения царя.
Николай II, одержимый мечтой затмить мифологизированное наследие Петра I, обратил свои амбиции на Восток. Это было не просто декларативное стремление – император жаждал подлинных завоеваний, способных вознести его имя выше всех предшественников. И если экономика империи пока держалась на иностранных кредитах, то её военная мощь и политическая воля уже готовились к рывку, призванному перекроить баланс сил в Евразии.
Политические амбиции Николая II столкнулись с суровой реальностью. Помимо унизительного инцидента в Оцу (1892), когда японский полицейский нанес удар мечом по голове цесаревича, добавилась и хроническая нехватка средств в казне. Российская империя, словно лакомый пирог, была уже поделена между европейскими кредиторами, оставив императору лишь жалкие крохи: финляндские таможенные пошлины (вдвое ниже общероссийских) и сомнительные лесные концессии на реке Ялу. Сибирская древесина, однако, была низкого качества и едва ли годилась даже для временных построек – а строить предстояло в огромных масштабах.
К тому же, Цинский Китай, несмотря на отдельные поражения, вовсе не собирался уступать. Напротив, Пекин выжидал момента, чтобы не только вернуть утраченное, но и отхватить кусок за счет ослабевшего соседа – будь то земли или даже военные корабли.
Даже Япония, чей флот уступал российскому по всем статьям и был равен лишь эскадре Тихого океана, весьма слабой в военном отношении, отказалась от политики умиротворения. Вместо ожидаемых Петербургом уступок Токио демонстративно наращивал военные расходы, закупая британские, германские и французские корабли и готовясь к конфликту. Для Николая II это стало оскорблением: как могла эта «страна самураев», ещё недавно бывшая закрытой от мира, бросать вызов великой империи?
