Темнота в комнате стала ещё более осязаемой. Тёплой. Обволакивающей. Хеддок хорошо ориентировался в том, что вокруг него, и отдельно ощущал расстояние до выключателя на стене, понимая, что, включи он свет, и тут же потеряет эти ощущения. Ощущения темноты, способной прижимать его в своих объятиях.
Он двинулся в сторону рабочего стола, аккуратно ступая и немного выставив руки перед собой. Через пару шагов он достиг цели и обошёл стол, сел на своё рабочее кресло. Складной нож, за которым он шёл, лежал во втором ящике справа рядом с пультом от телевизора. Ему пришла мысль, что удобнее было бы сидеть не в кромешной темноте, а как раз включи он что-то, чтобы это что-то озаряло комнату лишь слегка.
Нащупав ручку, Хеддок дёрнул за неё и опустил руку внутрь. Затем вытащил нож и пульт, нажав на нём первую попавшуюся кнопку. Загорелся телевизор, стоящий прямо напротив него в другом конце помещения – на мониторе стали отображаться восемь самых главных камер наблюдения в Аполло-24, показывающих перемещения граждан в столовой, главном актовом зале, поточной аудитории, центральных проходах и административном корпусе.
Учитывая, что глаза уже хорошо привыкли к темноте, Хеддок даже при таком свете видел всё окружающее его. И особенно нож. Да, ведь все эти шаги были нужны прежде всего, чтобы лучше видеть нож. И лучше понимать, какие действия им будут наиболее правильными. Действия, способные размять и отпустить левую часть его тела, которая так тяжелила его. Он прямо чувствовал, что с левой его стороны всё словно скукоживается и не даёт нормально функционировать всему остальному телу, особенно сердце. Ведь оно тоже с левой стороны. Оно слишком много и часто двигалось. И с каждым разом это ощущалось всё более неудобно. Будто если вытащить его, то наступит облегчение. Можно будет делать всё, что угодно…
Вместе с тем до этого надо ещё дойти. Нельзя вытаскивать сердце просто так. Если б было можно, то все бы давно это сделали. Сразу, без вопросов. Все давным-давно бы ходили без сердца, и радовались той лёгкости, которая у них образовалась в результате этого… Понятно было, что это сложный этап. Очевидно, что немногие поняли его. И что, возможно, никто и не достиг желаемого по какой-то своей причине. У них не получилось… Но у него получится… По крайней мере, сейчас сомнений не было. Оно должно получится, надо только делать это постепенно…
Хеддок взял нож, раскрыл его, взглянул на лезвие – оно было явно недостаточно острым. Он что-то делал им до этого достаточно давно, а потом ещё не один год этот нож просто лежал в ящике стола без дела… Не было такого, чтобы когда-то его точили… Или резали что-то подобное… Сейчас ему надо было резать ту самую противную сторону, состоящую из крови и плоти, и острота ножа для этого не совсем подходила. Тем не менее Хеддок засучил левый рукав и достаточно сильно провёл ножом по той части руки, что идёт ниже локтя, но с другой стороны от вен. Он знал, что если резать по венам, то кровь быстро выйдет из него и можно потерять сознание, а это значит, что не получится вырезать сердце. На это нужны силы… И вместе с тем, нельзя вырезать сердце сразу, ведь надо подготовить сторону к этому. Надо выпускать кровь из левой стороны тела, чтобы наступило расслабление, чтобы было высвобождено то гнетущее состояние, что находилось там в этот момент.
Он положил нож на стол и стал рыться по ящикам, разыскивая что-то, обо что можно точить нож. Спустя несколько минут поисков всё же удалось найти старую керамическую кружку, где на дне было достаточно шероховатая поверхность, чтобы заострять что-либо стальное. Хеддок принялся точить об неё нож, и не успел он это доделать, как раскрылась дверь в его комнату.
