Открываю холодильник в поиске чего-нибудь съедобного. На руке, с
грудью во рту, лежит двухмесячный младенец. Он полулениво ест.
Заслоняю кроху от холода полой кофты, наклоняюсь, но с пучка на
голове падает прядь.
Мысленно выдаю приличную тираду матом — ничего не видно, на
ощупь достаю какой-то контейнер, ставлю на стол и открываю одной
рукой каким-то совершенно немыслимым образом. Пахнет так, будто
кто-то умер.
Черт!
Два месяца. Два чертовых месяца как в аду. Кормешка дневная,
кормешка ночная, работа, квартплата, помыться и поесть, пока
ребенок спит. Искренне ненавижу того, кто свалил в закат при
малейшем намеке на сложности. Ну, а что, ему-то норм. Захотел
ребенка — есть ребенок. Передумал — ушел. Мне же с этого поезда не
спрыгнуть, слишком уж все это серьезно. И вот сейчас то, с чем не
всегда справляются двое, свалилось на меня одну.
Снова ныряю в холодильник, но ничего не нахожу. Даже хлеба дома
нет. Твою ж!... Смотрю на часы, только пять утра. Ощущение времени
изменилось, режим укатился к чертовой матери. Еще один шикарный
факт о «чудесном времени в жизни женщины» в одиночестве — немытая
голова и ежедневная жалость к себе. Время от времени, пока малыш
спит, я просто лежу рядом и беззвучно рыдаю, боясь разбудить
кроху.
Маруся задремала, я же выдохнула и набрала сообщение подруге,
чтобы она, если успеет, занесла мне с утра что-нибудь из уже
привычного ей списка продуктов.
Выйти в магазин тоже отдельное дело. Лето, жара, а у меня волосы
неделю немытые. Или не неделю. Не знаю точно. Гулять ходим как
попало, то утром, то вечером, то как повезет и на балконе. Спускать
коляску в шестнадцатиэтажном доме с постоянно ломающимися лифтами
рискованно: дважды я застревала на улице, потому что подъемники не
работали, а тащить эту бандуру вместе с ребенком на тринадцатый
этаж по лестнице просто выше моих сил. Тем более, что на тот момент
я себя-то еле держала на ногах — прошла всего неделя после родов,
швы болели, все тянуло, и чувствовала я себя так, будто меня
переехал поезд. Грузовой, не иначе.
Но это того стоило.
То счастье, которое я испытываю каждый раз, когда смотрю на свою
малышку-дочь… это бесценно. А каждая её новая умелка, её удивление
и изучение нового заставляют меня видеть мир иначе, шире, глубже,
более ярким. С появлением крохи жизнь изменилась. Поменялись
приоритеты, цели и даже само представление о мире.
Но усталость и постоянное внимание, которое так необходимо
ребенку, просто убивают. Ни минуты на себя. Даже в душе — кроха
может проснуться в любой момент.
Подумав, решаю, что нужно хотя бы выпить чай с сахаром. Слишком
уж я голодная. Но в тот момент, когда я нажала кнопку подогрева
чайника, раздался звонок в дверь.
Пришел кто-то явно очень настойчивый.
Ругаясь, на чем свет стоит, подошла к двери, с намерением
растерзать того, кто там стоит. Мельком бросила взгляд на зеркало в
прихожей, мое отражение не радует: гулька на голове из уже несвежих
волос (не могу вспомнить, когда их мыла), растянутые, хорошо что
еще без пятен, джинсы, идеально скрывающие всю красоту — небритость
и целлюлит — моих ног, лифчик для кормления и тонкий полупрозрачный
кардиган. Запахиваю кофту так, чтобы было не видно белье и ребенка,
прижимаю часть полы рукой. Смотрю в глазок, у двери какой-то
мужчина. Один.
Цепляю цепочку и открываю дверь.
— Что вам нужно?
Подходит к щели. Лицо кажется смутно знакомым.
— Привет! — улыбается.
Твою ж!... Узнаю в нежданном госте Илью. Моего когда-то хорошего
школьного друга.
— Откуда у тебя мой адрес?
— Ты мне его сама дала два года назад. Не впустишь?
Оглядываюсь, понимаю, что дома дикий срач. Где-то памперсы,
где-то пеленки. Чистые, грязные — не разобрать. Вот блин, еще и
поленись мусор вынести. Про грязную посуду и говорить
нечего…
