Этой деревни не было ни на одной из известных карт Древней Руси. А те, кто помнил ее название, не произносили его вслух, опасаясь гнева богов.
Капище, где некогда, подобно непоколебимым грозным стражам, стояли идолы, лишилось своих почитателей, а затем и вовсе ушло под речную воду. Исчезли сторожевые башни и ворота, рассыпались в пыль опустевшие избы, стерев все следы жизни, заглушая отголоски былых радостей и горя. Трещины от ударов молний, бежавшие по дорогам, ветры занесли песком. А сухие лепестки сереборинника [1], некогда ставшие свидетелями прекрасной любви, были навеки похоронены под жесткими еловыми корнями. Густой и мрачный лес, возникший на месте деревни, долгое время считался проклятым местом, обителью ведьм и мар [2], и лишь посланники новой веры развеяли этот миф. Сейчас и от леса не осталось следа.
Из-за плотных белых облаков выглянуло весеннее солнце, словно ему, как и другим жителям деревни, не терпелось услышать новости. Несмотря на теплый ветер со стороны реки, Фая ежилась, крепче прижимая к груди платок. Ее глаза не отрывались от дальнего конца пыльной дороги, по которой утром мужчины ушли на совет. Всего несколько часов назад гонец принес весть, что к границе княжества, на которой и располагалась деревня, приближалось войско кочевников, известных своей невиданной жестокостью и свирепостью в битвах. Прошло несколько лет с тех пор, как воинам Древней Руси приходилось отражать их атаки, и до сих пор они не решались двигаться на север.
Мальчишки, пытавшиеся подслушать, вернулись домой понурые, потирая ушибленные затылки. Фая очень жалела, что волшебные зеркальца из бабушкиных сказок, позволяющие героям общаться даже в разлуке, не существовали на самом деле. Она бы многое отдала, чтобы узнать, что сейчас делает один юноша. Но даже бабушкино гадание сейчас было бессильно.
– Как ни спроси, битва грядет страшная, – задумчиво ворчала Марфа, перемешивая на столе кусочки костей с вырезанными на них символами. – Вижу, что исход решит поединок. Смерть готова к встрече… А больше и ничего. Руны больше не хотят говорить. Попробую еще раз позже.
Но и позже их ответ не изменился. Игнорируя расспросы и мольбы внучки, Марфа спрятала кости в мешочек, а его завязала за пояс. С тех пор желание Фаи стащить его и выбросить в реку лишь усилилось.
– Работать на сегодня закончила? – окликнула ее Марфа, выйдя на крыльцо. – Али курятник сам себя подмел? Оттого, что ты стоишь у забора как вкопанная, время не побежит быстрее. Фаина, ты слышишь меня? – сказала она уже настойчивее, не получив ответа.
В своей ворчливой манере бабушка пыталась отвлечь Фаю от тревоги, но заниматься привычными делами не поднимались руки. Сердце то принималось стучать так, что было тяжело дышать, то замедлялось в страхе перед неизвестностью. Пока она снова не увидит Матвея, вся деревня могла погрязнуть в перьях и помете. Прикусив язык, чтобы не сказать этого вслух, Фая вздохнула и направилась к курятнику, завязывая платок узлом на груди.
Марфа тем временем вернулась в избу, насупив брови и чувствуя, как горят на поясе руны. Со дна большого сундука, где хранили чистое белье, она вытащила другой, поменьше, и поставила его на лавку. Она была не в силах сдержать дрожь, когда сняла с шеи ключ и вставила его в замок, и пальцы свободной руки сами потянулись к потускневшей от времени луннице [3] на шее.
От отца-волхва ей достались пожелтевшие гадательные кости, никогда не утаивавшие правду, и несколько драгоценных свитков бересты с молитвами, описаниями целебных трав и ритуалов, а также историями о богах и чудесах, которые те творили для смертных. Один из них не видела ни одна живая душа, кроме нее, и обращаться к нему наказали только в тот момент, когда другого пути к спасению от беды не оставалось.
