Глава 1, в которой полностью приводится письмо, полученное Захарией от Боло
«Дорогой Захария!
Полагаю, тебе неинтересно, как идут дела в Осколопье. Так что перехожу сразу к делу: твой сумасшедший дядя Чист наконец скончался. И он оставил после себя неплохое наследство. Его единственная дочка Доза давным-давно в монастыре, и знать печальные новости ей совсем ни к чему. Полагаю, она и так исправно молится за старого грешника.
Захария, если тебе хочется стать обладателем прорвы денег, приезжай домой скорее.
Всегда твой,
Боло»
На рабочем месте Захарии царил такой порядок, что всякий клиент, садившийся в предложенное ему кресло на почтительном расстоянии от стола, просто поражался. Особенно любопытные и эмоциональные клиенты, которым нравилось вставать, ходить и размахивать руками, замечали, что по ту сторону стола Захарии царит какое-то канцелярское болото, но Захария считал, они сами виноваты, что стали совать свой длинный нос куда не следует.
Техника уборки, которую использовал Захария, была довольно незамысловата: перед приходом очередного клиента он точным движением руки смахивал со стола все бумаги и весь хлам, накопившийся там во время разговора с клиентом предыдущим. Таким же образом он поступал с утренней корреспонденцией, если она своим внешним видом не подавала ему надежду, что скрасит чашку чая и какой-нибудь прилагающийся к ней пончик.
Не стоит, однако, полагать, что Захария пренебрегал делами своих клиентов, едва только за ними закрывалась дверь. Он прекрасно ориентировался в бумажном болоте, растекавшемся у него за столом. Захарии было даже удобнее работать, скорчившись на полу. Случайно найденный среди бумаг подсохший рогалик приносил ему больше радости, чем свежая ватрушка, любовно завернутая в чистую салфетку.
Захария был из числа тех людей, которые полагают, что встречают по одежке. Он несколько стыдился своих привычек и находил необходимым приводить свое рабочее место в приличный вид всякий раз, когда к нему кто-то приходил.
В это утро он уже радостно занес руку, чтобы смахнуть со стола пару ненужных писем, как вдруг замер, пораженный видом помятого и засаленного конверта, нагло осквернявшего его чистый рабочий стол своим присутствием. Захарии не нужно было читать обратный адрес, чтобы понять, что перед ним весточка с родины. Такой бумаги он больше нигде, кроме как в Осколопье, не видел. Когда Захария достал письмо из конверта, он чуть не задохнулся от воспоминаний, нахлынувших на него вместе с запахом, спутать который ни с чем невозможно. Подтопленный свиной жир, давно не стиранный зеленый сюртук дяди Чиста, компот из груш, увядшие цветы и немного ладана. Запах Осколопья.
Захария уехал из родного города два года назад. До этого он, как и все, принимал грязевые ванны со свиньями, плевался в прохожих, не ходил на службу, хлестал домашние настойки и презирал все, к чему прикасался. Захария мечтал и одновременно не чаял выбраться. Сейчас он бы и руки не подал тому замызганному пройдохе, которым был всю жизнь. Теперь Захария носил недорогой, но очень приличный серый костюм, порой менял рубашку и принимал в подарок от благодарных клиентов хороший табак. На его ногах красовались красные крокодиловые туфли, а свои еще вовсе не редеющие волосы Захария старательно зачесывал назад.
Выбраться из Осколопья Захарии помогло несчастье. У него умерла тетя. Тетя Амелия приходилась родной сестрой матери Захарии, а вовсе не была женой дяди Чиста. У дяди Чиста вообще не было жены, он был закоренелым холостяком. Тетя Амелия любила Захарию, как родного сына, и завещала ему все, что у нее было. Правда, ближе к концу своей жизни тетя Амелия вдруг почувствовала, что Захария сживает ее со свету, и резко передумала. Она решила изменить завещание в пользу своих родных сыновей. Один из них где-то сидел в тюрьме, и Захарии удалось убедить тетю, что деньги ему не нужны. Второй скитался по свету, и она не смогла вспомнить, как его зовут. Захария тоже запамятовал, и завещание пришлось оставить без изменений. Так что Захария и тетя Амелия как жили друзьями, так и расстались друзьями.
