Воздух в легких отсутствовал полностью, и я невольно рванулся вверх, туда, где сквозь воду просвечивало солнце. Мыслей в голове не имелось, только откуда-то из нутра билось одно и то же: «Жить!» На руке висела непонятная тяжесть, тянущая вниз и ужасно мешающая. Хотелось избавиться от нее, и, вынырнув на поверхность, даже не прокашлявшись толком, потянул руку вверх.
Ничего удивительного, что всплыть мешало нечто. Оказывается, я держал за шкирку мальчишку. Вцепился в воротник и не ощущал пальцев. Судя по обмякшему виду и попытке нырнуть носом вниз, он ничего не соображал и вряд ли находился в сознании. Диким усилием, растягивая мышцы и буквально слыша треск, вытолкнул его на край льда. Не столько спасая, сколько пытаясь избавиться от лишнего, убивающего меня веса. Кинул на добрый метр в сторону от себя, так что парнишка хряпнулся на совесть и взвыл в голос. Видать, очухался от боли.
А вот мне от столь резкого движения изрядно поплохело. Окунулся вновь, и достаточно глубоко, а вылез уже в стороне, прямо под мутным льдом. Хорошо еще, там оказалось нечто вроде прослойки наверху между тяжелой смерзшейся плитой и водой. Немного воздуха попало в легкие, и смог с облегчением вдохнуть. Осторожно пополз в сторону пролома, отталкиваясь руками и не пытаясь пробить башкой лед снизу. Может, так было бы лучше и удобнее, чем мои судорожные дерганья, но уже не только мысли еле ворочались, еще и тело стало слушаться не очень охотно.
Все же я не собирался помирать и продолжал бороться. Попытался сам выбраться, ложась грудью на край полыньи, и с ужасом почувствовал, насколько лед хрупкий. В мгновенье он раскололся, и я опять нырнул с головой, в очередной раз хлебнув воды и впадая в панику.
– Держись! – орали на краю сознания какие-то голоса. – Хватай!
К мертвой хватке, с которой я вцепился в жердь, это предложение отношения не имело. Кинули бы топор – я бы и за него ухватился. Мозги после ледяной воды вырубились окончательно, и сработал обычный рефлекс. Меня тянули наверх, и я судорожно помогал спасателям, отталкиваясь ногами, иногда отнюдь не улучшая положения, а вновь обламывая лед и скользя назад. И все же медленно, но упорно мы совместными усилиями закончили спасательную операцию.
Очутившись вне полыньи, я очень шустро пополз как можно дальше от воды, не пытаясь подняться и извиваясь по-змеиному. Мокрый и на морозе, я с перепугу даже не чувствовал холода, пока не взялся рукой за голову и не обнаружил там сосульку. Тут меня ощутимо затрясло, так что зуб на зуб не попадал, и челюсти застучали вполне отчетливо.
– Спасибо, – попытался сказать, обращаясь к своему спасителю.
Совсем молодой парень. Рожа у него вполне русская, а одет почему-то в то, что в моем понимании называется кухлянкой. Я с народами Севера сроду не общался, разве в кино видал. Они точно все с узкими глазами, но одеты точь-в-точь. Оленьи расшитые шкуры, да еще и с капюшоном.
– Идем, – сказал тот, поднимаясь. – Здесь уже лед хороший.
Мне очень не хотелось проверять на себе крепость повторно, и он, видимо, это понял.
– Молодца, – сказал одобрительно, протягивая руку, так что не оставалось ничего другого, как послушно подняться. Ага, с запозданием дошло. Мы на реке. Рыбу, что ль, ловили? – Не спужался и за Мосеем прыгнул. Спас дурня.
Это, видимо, про мной спасенного. Ничего не помню. Никаких Моисеев рядом не стояло, и как я вообще сюда попал?
– Кто же так на лед лезет, не проверив? – Он был искренне возмущен и без раздумий пнул ногой в зад ковыляющего впереди мальчишку. Тот даже не возмутился, только прибавил шагу. Ему тоже было не очень сладко, еле двигался и беспрерывно всхлипывал. – Не схватило по-настоящему. Ты, паршивец, теперь Михайле по гроб жизни обязан.
