«СОШЛА С ПУТИ ЗЕМНАЯ ОСЬ…»
ОН и ОНА.
Колдовская ночь
Она, стоя на фоне огромного, в полстены, окна, начала раздеваться… Он – наблюдал. Наблюдал нетерпеливо и одновременно – желая, чтобы это длилось вечно. И знал, уже знал: эта картина навсегда впечатается в него. Точёная как статуэтка, девушка в квадрате окна. Огни ночного города внизу, у подножья гор, тихое, колдовское сияние всего вокруг, и гулкий стук сердца, его сердца. Волшебная ночь, конец марта…
Вот Она повернулась к нему, откинула с лица волну струящихся длинных волос и, глядя ему в глаза, медленно, очень медленно, стянула с себя платье… Тонкие пальцы скользнули к застёжке лифчика…
Он так долго ждал этого момента. Так терпеливо добивался её. Не понимая разумом, как мог он, взрослый дядька сорока пяти лет, имевший двух классных любовниц, так безрассудно, будто мальчишка, влюбиться в это юное создание?
– Иди сюда… – позвал Он хриплым от желания голосом. – Иди ко мне, девочка моя…
Мир качнулся, как маятник, и поплыл.
ЖАН.
Мир в кривых зеркалах
Сон был тягучий, мучительный, чей-то голос из темноты всё звал и звал меня: «Жан… Жан!..» Я метался, пытался избавиться от наваждения и даже, казалось, просыпался, но нет: всё тот же сон и тот же, выматывающий душу наизнанку, зов, от которого никуда не уйти, не спрятаться. «Жан… Жан! Жа-а-ан!..»
Я проснулся в холодном поту – сердце колотилось о рёбра, и дышать я не мог. Откуда-то доносился неприятный размеренный стук.
Я ничего не понимал. Назойливые звуки со стороны кухни раздражали, били по ушам. Я встал и пошёл туда. Включил свет и оторопело уставился на источник шума. В мойке стоял стакан – выпив перед сном молоко, я оставил его там.
Из неплотно закрытого крана в переполненный стакан капала вода. Капли одна за другой, зависнув ненадолго в носике крана, срывались и летели вниз, ударяясь о воду с немыслимо громким, усиленным ночной тишиной звуком, и брызги фонтанчиком разлетались вокруг.
Я бессильно опустился на стул и вдруг осознал, что меня трясёт, трясёт мелкой дрожью как от сильнейшего озноба. Обхватил себя руками, пытаясь унять трясучку. Зубы постукивали, по спине полз противный холодный пот. Медленно, словно во сне, я поднялся, подошёл к мойке и закрутил кран. В обступившей меня звенящей тишине что-то прошелестело:
– Тебе… не остановить… это…
Словно северный ледяной ветер пронёсся по квартире и зашвырнул чьи-то слова мне за шиворот комком мокрого снега…
– Тебе… не остановить… это…
Что «это»?
* * *
Солнце било в окна тысячей кулаков, словно стремилось вколотить в меня убеждённость в том, что всё в порядке и беспокоиться не о чем…
Но я-то знал…
Я ещё толком не вспомнил, в чём дело, но знал, что мир изменился этой ночью. Нет, слово «изменился» не подходит. Мир как бы… закончился?
Холодный пот снова прошиб меня. Я осторожно встал с постели. Вспомнил, что ночью просыпался и закрывал кран на кухне. Вспомнил озноб, ощущение беды и странные слова… Это что, на самом деле происходило? Или приснилось? Лучше бы это был сон…
Я с опаской переступил порог кухни, моей уютной любимой кухни. Нет, всё по-прежнему, тишина и порядок. Налил себе чаю и уселся у окна.
Итак, этой ночью что-то произошло. Что-то серьёзное. Теперь задача – понять, что произошло. Ночной ужас постепенно отступал, и я снова превращался в себя – спокойного, уверенного и энергичного. Однако где-то в районе солнечного сплетения словно застрял кусочек льда, и он неприятной холодной струйкой стекал в живот.
«Что ж, смирюсь и буду наблюдать, обращусь в само внимание и, разумеется, всё пойму», – успокаивал я себя. Так добрая бабушка утешает внука, гладит по головке, убеждает, что вот вырастет он большим да сильным – и победит всех врагов. Но внучок плачет, в душе он знает, что, может, и не победит никого никогда.
